Машина набирала скорость. Несгибаемое упрямство Бонни отводило часть мощнейшей дисфункции реальности, поглощавшей обиталище. Невозможное воплощалось в жизнь.
Бонни торжествующе расхохоталась. Машина мчалась по колее, вздымая за собой густые клубы охристой пыли, в то время как жалкие кочки сухой травы, кактусы и лишайники вокруг расцветали огромными цветочными почками. Голая пустыня беззвучно и невероятно превращалась в многокрасочный сад. Новые повелители Валиска готовились воплотить свое представление о рае.
Когистанское Согласие готово было задать тысячу и один вопрос о природе одержания и бездны. Дариат молча сидел в вагоне метро, направляющемся к осевой камере, и пытался ответить по возможности на все. Он даже позволил им услышать страшные мольбы пропащих, сопровождавшие его на каждом шагу, — чтобы они знали, чтобы поняли мучительную тягу, определявшую все поступки одержимых.
— Я как-то странно себя чувствую, — объявил Рубра. — Точно напился или по голове получил. Кажется, они начали проникать в мои основные программы.
— Нет, — возразил Дариат. Он и сам ощущал, как дисфункция реальности захватывает коралловую броню. Вдали хор разумов пел радостный псалом вознесения. — Они готовятся покинуть Вселенную. У нас мало времени.
— Подтверждаем, — заявило Согласие. — Наши космоястребы-часовые передают, что по твоей, Рубра, оболочке расползается красное свечение. Адовы ястребы, по-видимому, возбуждены, они покидают причальные уступы.
— Не дай этому случиться, мальчик, — попросил Рубра. — Приди ко мне, прошу, перенесись сейчас. Мыможем победить, мы не позволим им увести Валиск в их гребаный рай. Мы им еще надерем задницу.
— Пока Татьяна здесь — не могу. Я не стану обрекать ее на это. Время еще есть.
— Бонни почти добралась до плато.
— А мы уже в основании оконечности. Вагон может подняться в осевую камеру напрямую, а ей придется пешком пройти три километра по лестнице. Времени уйма.
Когда Бонни остановила машину у темного входа в туннель, шины тлели, испуская клубы сизого дыма. Охотница перемахнула через борт. Острые ее клыки выступали из-под верхней губы, создавая впечатление вечной хищной ухмылки. Она оглядела крутой склон серого коралла, словно озадаченная его видом. Покрасневшие глаза сонно прищурились. Движения обрели ленивую медлительность. Дыхание со свистом вылетало из ноздрей.
Отвернувшись от туннеля, она застыла, прикрывая пах ладонями. Голова ее низко опустилась, и глаза закрылись.
— Какого черта она делает? — спросил Дариат. — Она так торопилась сюда добраться…
— Похоже, она молится.
— Почему-то сомневаюсь.
Вагон метро достиг основания оконечности и двинулся вверх, к оси вращения. Внутрь проник натужный визг тормозов, Дариат ощутил, как вагончик замедлил ход, потом двинулся снова.
— Проклятие, по всему обиталищу отключается энергия. Это в тех частях меня, которые я еще чувствую. Я уменьшаюсь, мальчик, во многих местах мои мысли погасли вовсе. Помоги мне!
— Дисфункция реальности усиливается. Пять минут. Продержись еще пять минут.
Камуфляжный костюм Бонни темнел, приобретая блеск шерсти. Спина ее сгорбилась, ноги искривились и стали тоньше. Из-под коротких волос высунулись заостренные уши. Одежды больше не было — вместо нее черная шкура. Бонни подняла клыкастую морду и издала пронзительный, душераздирающий вопль. Сверкающие глазки стали багровыми. Она распростерла бывшие руки, и крылья развернулись во всей своей красе. Кожистая мембрана была тонка до прозрачности, и в темно-янтарной пленке виднелись тонкие черные прожилки вен.
— Блин! — взвыл Рубра. — Не верю! Пусть хоть как выглядит, не может она летать при такой массе!
— Это уже неважно, — ответил Дариат. — Ее поддерживает дисфункция реальности. Мы попали во вселенную фантазий. Если она захочет лететь — полетит.
Бонни пробежала несколько шагов и, резко взмахнув крыльями, поднялась в воздух. Крылья ее мерно взбивали воздух, она быстро поднималась, оглашая все вокруг торжествующим писком. Она набирала высоту по тугой спирали, все скорее — по мере того, как чаще и мощнее взмахивали крылья.
— Она меня возьмет, — промыслил потрясенный Дариат. — Она раньше нас попадет в осевую камеру. Я не смогу вытащить Татьяну.
— Анастасия! — воскликнул он. — Любовь моя, это не может кончиться вот так! Только не снова! Я не могу опять тебя подвести!
Татьяна испуганно уставилась на него. Она ничего не понимала.
— Сделай что-нибудь! — взмолился он.
— Например? — без особого участия поинтересовался Рубра слабеющим голосом.
— Вспомни классику, — вмешалось когистанское Согласие. — До нынешнего дня лишь два человека смогли взлететь на собственных крыльях — Икар и Дедал. Но уцелел только один. Вспомни, что случилось с Икаром.
Бонни поднялась над плато уже на добрые три сотни метров, взмывая на бурных восходящих потоках воздуха, когда вдруг заметила перемену. Менялось освещение — но в обиталище такого не случалось никогда. Бонни завалилась набок, опираясь на одно крыло, приветствуя торжествующим воем ветер, хлещущий в лицо. Перед ней раскинулся навернутый на внутренность цилиндра пейзаж, усеянный запятыми пушистых красных тучек. Но в первый раз на ее памяти не сверкал далеким зеркалом круговой резервуар. Искусственное озеро покрыла мгла, южную оконечность обиталища едва можно было разглядеть. А вокруг нее разгорался свет. Этого не могло быть — обе оконечности всегда терялись в неровных сумерках, исключительно благодаря природе самой осветительной трубки, свернутой из тонкой сетки органического проводника, повторявшей форму самого обиталища. На концах сетку перетягивали сплошной массой кабели, поддерживавшие центральную часть конструкции, и сиявшая внутри цилиндра плазма уже в восьмистах метрах от самого крепежного узла едва мерцала сиреневым.
Бонни невооруженным глазом могла разглядеть, как перетекают от южной оконечности кипящие ионы по мере того, как Рубра подавал всю оставшуюся у него энергию на силовые кабели северного узла. Магнитное поле гнало плазму по трубе. А на севере от одной-единственной секции трубы энергия была отключена полностью. Плазма ринулась по единственному остававшемуся ей пути, пробивая проводящую сетку и сбрасывая оковы державшего ее магнитного поля.
С точки зрения Бонни это выглядело так, словно над ее головой взорвалась небольшая термоядерная бомба, чей клубящийся гриб вздымался в ее направлении.
— И это все, — недоверчиво вскричала она, — ради меня?!
Пойманный в чаше оконечности воздух разорвала плазменная струя. Ураган закружил Бонни, заворачивая нетопырье тело в плащ из переломанных крыльев. А потом, словно дыхание разъяренного бога-солнца, ее окутал поток беснующихся ионов. Конечно, он не мог сравниться по мощи с настоящим термоядерным взрывом, и к тому времени, когда поток достиг своей цели, он являл собою не более чем расплывающееся облако заряженных частиц. Но двигался он впятеро быстрее любого рожденного природой урагана, а температура его достигала десяти тысяч градусов. Тело Бонни Левин разлетелось медно-блестящими осколками, оставлявшими за собой черные дымные следы, падая в расцветающую внизу пустыню.
