— Однако мы не могли предвидеть, что именно произойдет. Более того, мы даже не представляли, какое решение будет правильным. И, конечно, последних событий, в которых решающую роль сыграли Эйлле и те, кто состоит у него на службе. Что было очевидно с самого начала? Сама проблема. И, что еще более важно, уникальная возможность.
— Какая? Я имею виду, возможность.
Наставник поглядел на Кинси торжественно и спокойно. Молчание длилось несколько секунд.
— Я хочу спросить вас, профессор Кинси, как знатока истории человечества: с кем из прошлого вашей расы вы сравнили бы джао?
Кинси замялся, и Ронз поднял руку.
— Пожалуйста, профессор, говорите свободно. Я не пытаюсь загнать вас в ловушку.
— Ну… прежде всего — думаю, с древними римлянами. Кое в чем вы напоминаете монголов. Что касается некоторых обычаев, в меньшей степени организации правления — японцев эпохи сегуната.
— Прекрасные аналогии. При всей ограниченности аналогий… Но я бы напомнил вам еще кое-что. Урок, который можно почерпнуть из опыта британских раджей… — уши Наставника поднялись. — Уверен, во время недавнего кризиса вы не могли не вспомнить о восстании сипаев. И его весьма печальных последствиях, которые не заставили себя ждать.
Кинси почувствовал, что воздуха не хватает.
— Хм-м… безусловно! Более того, я помню, как говорил президенту Стокуэллу, насколько важно избежать чего-нибудь вроде Черной Бездны в Калькутте.
— Это было действительно важно, профессор. Потому что Нарво ответили бы куда более жестоко, чем англичане. Разумеется, они бы не додумались до такой дикости, как привязывать людей к пушкам, чтобы их разрывало при выстреле. Или до того, чтобы заворачивать их останки в шкуры… какое там было животное? Кажется, свинья?
Окончательно потрясенный, Кинси покорно кивнул.
— Полагаю, профессор, вы согласитесь: в некоторых отношениях джао обладают теми же пороками, что и люди. При том, что у нас хватает своих пороков.
— Я бы сказал — «немногими пороками». Насколько я могу судить, в вашей истории нет ничего похожего ни на нацистов, ни на красных кхмеров, ни на талибов. Джао никогда не опускаются до уровня одержимости — в отличие от людей. Оппак — исключение.
— Да, Оппак… Очень жаль. Некогда он действительно был блестящим намт камити, хотя сейчас в это трудно поверить. Пожалуй, ни одно из решений не давалось Своре так тяжело. И не было принято с таким нежеланием.
Кинси боялся пошевелиться. Кто-то называл его «безумным профессором». Но он хорошо знал историю. И мог себе представить, как чувствовал бы себя человек, которому собирается рассказать о своих планах, скажем, Цезарь Борждиа.
— Дерьмо…
Он почти выдохнул, потому что не мог сдержаться. Но у джао очень острый слух.
— Неплохо сказано. В самом деле, дерьмо… Но когда речь идет о великих опасностях — или великих возможностях, — приходится принимать суровые решения. Которые, как вы точно выразились, крайне дурно пахнут.
Наставник откинулся еще дальше, словно отстраняясь от скверного запаха.
— В конечном счете, решение было за мной, и я решился. Повторяю, без особого желания. Но я не видел иного способа привести ситуацию на Земле к достаточно быстрому завершению. Да, я приказал свести Оппака с ума.
Почему-то человеческое пожимание плечами, которое последовало за этими словами, оказалось весьма уместным.
— Это было нетрудно, учитывая природные наклонности Оппака, раздражение, в котором он постоянно пребывал, и его одержимость бассейнами. Все свелось к манипуляциям с составом солей. Это оказалось нетрудно. По мере того, как Оппак терял разум, он вообще перестал следить за тем, что делают его служители.
— Боюсь, служителям это было не так просто, — заметил Кинси. — Учитывая нрав Оппака…
— Вы правы. Трех наших агентов он жестоко избил. А последнюю…
— Уллуа, — прошептал Кинси. — Так вот почему Врот спросил Оппака, где она. Вы сказали ему.
— Мы не сказали, а показали. Я вам тоже это покажу. Когда течение уже завершалось, мы повсюду установили следящие устройства — на его корабле, во дворце. Что бы он ни делал, это не было для нас тайной.
Наставник взял со столика какой-то прибор. Едва оказавшись в комнате, Кинси заметил это устройство, но не обратил на него особого внимания, приняв его за пульт управления — например, дверным полем.
Над столом, точно видение, возник голообраз.
— Смотрите, профессор Кинси, — приказал Наставник. — Я хочу узнать ваше мнение.
Убийство Уллуа было жестоким. На такое было невозможно смотреть спокойно. К счастью, отвратительная сцена продолжалась недолго.
И Кинси почувствовал, как рассеянные фрагменты мозаики встают на свои места.
Со стороны могло показаться, что Оппак вот-вот изнасилует Уллуа. Нужно было знать, что джао в принципе на такое неспособны, чтобы избавиться от иллюзии. Помнится, Кэтлин рассказала ему — уже после того, как Талли взял жизнь бывшего Губернатора — как Оппак заставлял ее демонстрировать перед ним позы джао. Какой-нибудь тиран заставлял бы танцевать девушку-рабыню. Потом был тот странный разговор-допрос, который поверг в изумление даже Банле…
— Это связано с секретом размножения джао, верно? Особый состав солей в брачных бассейнах? Вы свели Оппака с ума, постоянно стимулируя его сексуально, а он не имел возможности разрядиться. Вероятно, даже не понимал, почему все это происходит.
— Вообще не понимал. Одна из особенностей великих коченов, и, пожалуй, самая нелепая — это завеса тайны, которой они окружают все, что касается половой жизни. Они никогда ничего не объясняют отпрыскам, пока кого-нибудь из них не призовут стать родителем, — Ронз отложил пульт. — Другие кочены — периферийные, более мелкие — не проявляют такой одержимости. Но Оппак… Я сам происхожу из одного из великих коченов, профессор. И могу вас уверить: Оппак не имел ни малейшего представления, почему его настроение становится таким неустойчивым, откуда берутся эти вспышки безумной ярости…
Взгляд Наставника стал таким же бесстрастным, как во время собрания Наукры. Выдержать такое было непросто.
— Вы молодец, профессор. Вы оправдываете мои надежды. Скажите, что вас еще удивляет?
— Хм-м… кажется… простите, если я выражусь некорректно… столь нелепый для разумной расы способ воспроизводства. Я имею в виду… по сути дела, необходимость в допинге. «Допинг» означает…
— Я знаю, что такое «допинг», профессор. Как вы думаете, могла ли такая особенность появиться в ходе эволюции? У разумной расы или, если на то пошло, вообще какого-либо вида животных?
Кинси задумался, хотя ответ был очевиден.
— Нет. Не до такой степени. Не у животных с высокоразвитой нервной системой. Да, для всех животных, насколько я знаю, существуют химические вещества, стимулирующие половую активность. Но столь искусственное, сложное… Немыслимо. По сути дела, противоэволюционно… — он глубоко вдохнул. — Это Экхат создали вас такими, верно? Манипуляции генетической структурой…
