Эйлле поднялся выше, не боясь шальных осколков. Каждый изгиб его тела был исполнен «изумления-и-любопытства».
— Что это такое?
— Обрывки алюминиевой фольги, — объяснил Кларик. — Прием, который придумали во время Завоевания. Но тогда она производилась в заводских условиях. А сейчас, думаю, используют старые запасы и изготовляют из подручных материалов.
Танку мятежников, который стоял на перекрестке и стрелял, блестящие полосы не мешали, а сам он становился почти неуязвимым. Вот в одну из машин джао попал снаряд. Из соседнего дома воодушевлено забили автоматы.
— Я готов настаивать на отступлении, сэр, — проговорил Кларик. — Иначе произойдет нечто очень скверное. Наши силы не настолько многочисленны и не подготовлены к подобным боям. И особенно против неприятеля, который надежно окопался, и столь многочисленного. Если по-прежнему пробиваться вперед, ваши воины просто-напросто… истекут кровью. У людей есть такое выражение, сэр.
Взрыв рассеял темноту — одна из машин джао была уничтожена прямым попаданием снаряда. Эйлле задумчиво посмотрел на то, что от нее осталось. Можно не сомневаться: все, кто находился внутри, погибли. От танка осталась лишь пустая горящая оболочка.
«Истечь кровью». Дикое выражение. Выражение хищника, который жаждет добычи. Но недостаточно сильный и чтобы убивать быстро, одним ударом. Вместо этого он раздирает бока жертвы, пока та не умрет от потери крови. Эйлле вспомнил, что такие хищники часто охотятся стаями.
— Да, вы правы, генерал. Яут, отдай приказ.
— Оппак придет в ярость, — фрагта уже держал в руке коммуникатор, но не решался его включить. — И непременно воспользуется этим, чтобы тебя дискредитировать.
— Да, знаю. И мне это безразлично, — Эйлле взглянул в сторону Кларика. — Потому, что так велит витрш. И потому, что отступление будет лишь временным. Я прав, генерал Кларик?
— Так точно, сэр, — по губам человека скользнула тонкая улыбка. — Это дело джинау.
Глава 25
Оказавшись на некотором расстоянии от места схватки, Талли занялся поисками машины.
Будем считать, что он — как лицо, состоящее в личном подчинении Субкоменданта, — имеет право реквизировать необходимое ему средство передвижения. Разумеется, в данной ситуации это скорее можно назвать «угоном» или «кражей», поскольку разыскивать законного владельца, дабы возвратить ему вышеуказанное транспортное средство, в планы Талли не входило.
Да и будь у него такое желание… Стервец Эйлле, откровенно говоря, провел Губернатора: прежде чем разрушить по его приказу Салем, он позволил населению без особых помех сделать ноги. Но в остальном приказ будет выполнен честно и аккуратно. И поскольку от города останется только пыль и зола, вряд ли кто-то хватится старого автомобиля… Да, безусловно, старого. Большинство человеческих машин, которые еще сохранились в Северной Америке — это древние развалины, сто раз латанные и перелатанные. Они ездят, пока не рассыплются окончательно. Кажется, где-то автомобильное производство все-таки запустили… но кому охота гробить колесное транспортное средство на таких дорогах?
Наконец Талли несказанно повезло. Он наткнулся на старый пикап с откидным верхом, даже заправленный газом.
Старый добрый «Форд»… Надо же, только тебя поминали! Тратить время на взлом замка не имело смысла, к тому же все трое успели промокнуть до нитки. Поэтому Талли просто-напросто разбил стекло со стороны водительского кресла. Отец-механик научил его кое-каким премудростям, а за годы беспутной юности эти навыки активно развивались. Через пару секунд мотор уже урчал, и машина медленно ползла по развороченной дороге. В бардачке обнаружилась карта Салема — Талли вновь несказанно повезло. Они с Агилерой совершенно не ориентировались в городе, а старик впал в глубокое уныние, и тормошить его было бесполезно.
Наконец, Талли удалось выбраться на шоссе 15. Оно вело прямо к военному лагерю, который служил опорным пунктом операции. На шоссе не было ни души, и дело было не только в скверной погоде. Как и большинство дорог Северной Америки, эта была немыслимо разбита. Талли волей-неволей приходилось ехать медленно, хотя состояние Агилеры все сильнее его беспокоило. Двадцать второй калибр двадцать вторым калибрам, но огнестрельное ранение — это огнестрельное ранение.
Однако стоило Талли заикнуться об этом, Агилера покачал головой.
— Да не волнуйся ты. А вот о чем стоит волноваться, так это о не в меру прытких «пушистиках».
И точно накаркал… Воздушный катер-разведчик джао проплыл футах в пятистах над дорогой. Высунув голову, Талли увидел, что катер начинает двигаться по кругу. Похоже, джао заметили пикап и решили выяснить, в чем дело.
— Ах ты, как все паршиво, — пробормотал он, втянув голову обратно и еще крепче схватившись за руль. — Судя по их настроению, они сперва выстрелят, а потом спросят.
— Тормозни, — прошептал Агилера. — И дай мне лечь. Может, увидят, что я в форме джинау, и отстанут.
Отчасти это помогло. По этой или по какой-то другой причине разведчик стрелять не стал, однако вскоре они были задержаны «завоевателями», и самым веским — в буквальном смысле слова — доказательством их принадлежности к джинау был пульт локатора, который оттягивал карман Талли.
Их задержали, но лишь на несколько минут. Положение кзогического зверя подразумевает определенные привилегии.
Офицер-джао связался с командиром разведчика, и остаток пути три экзотических зверя проделали по воздуху. Разумеется, оба пилота постоянно на них глазели.
* * *
Проводив Агилеру и старика в походный лазарет, Талли некоторое время слонялся по самым темным уголкам, пока не нашел дерево, чтобы укрыться от дождя. Лагерь разбивали наспех, посреди Уилламетской долины, на территории одной из заброшенных ферм, которую он занял от забора до забора. Пожалуй, можно было рискнуть и остаться здесь до рассвета — или до тех пор, пока кто-нибудь не наткнется на сидящего под деревом человека и не спросит, что он тут делает. К восходу Эйлле должен вернуться. У тебя мало времени, Гейб Талли. Надо что-то решать.
Впервые в жизни Талли чувствовал, что разрывается надвое. Верность Сопротивлению и…
В ряды Сопротивления он вступил еще мальчишкой. Впервые с тех пор, как этот чертов «пушистик» его завербовал — завербовал силой! — у него появился шанс сбежать. Что еще нужно? Он хорошо поработал, ему есть, что рассказать Уайли. Значит, дело за немногим — делать ноги и пробираться в Скалистые горы. По крайней мере, попытаться. Но…
Но он сказал Эйлле и Яуту, что вернется. Дал обещание. Дал свое честное слово. Теперь, наедине с собой, он больше не мог отрицать, что юный отпрыск Плутрака и даже его сварливый фрагта вызывают у него искреннюю симпатию. Он может лгать захватчикам в глаза, но не может пренебречь этим обещанием. Дело зашло слишком далеко. Неизвестно, каким образом, но факт остается фактом.
