Хочешь я расскажу тебе ту, которая предположительно свела с ума бедного монаха?
– Конечно. Валяй.
Гидеон осторожно вел машину по особо разбитому участку дороги.
– Ну, в сказке сказывается, что он дожил до весьма преклонных лет и большой славы, потому что выставлял глупцами колдунов, одолел морское чудище и даже заткнул за пояс духа своего деда, поэтому все приходили к нему со своими проблемами. И однажды главный голайни, эмир… Кстати, шинка превратили название этого титула в «Омее», что по чистой случайности означает «несварение желудка», – они любят ехидные каламбуры. Так вот, эмиру надоело, что шинка то и дело обставляют своих господ и хозяев. Голайни, к примеру, ввели громадные налоги, и люди пошли жаловаться Беги, а тот сказал: так погоните ваших коров в загоны к быкам голайни и отдавайте им в качестве налога их собственных телят. Вот уж они посмеялись. Кстати, согласно легенде, он сказал: «Отдайте эмиру эмирово!»
– «Кесарю кесарево»? – пробормотал Норман.
– В точку. В конце концов эмир послал дознаться, кто играет с ним такие подлые шутки, и Беги сознался, был схвачен, и эмир привязал его – в традиционном духе – к муравейнику. Когда старый отец Беги, верховный вождь племени, пришел навестить сына в его последние часы, Беги сказал, чтобы шинка не винили в его смерти голайни, потому что они слишком глупы, чтобы понять смысл того, что он им говорит.
– «Отец, прости им, ибо они не ведают, что творят»?
– Из-за твоего баптистского воспитания тебе можно и не разжевывать, да? Наверное, будь монах Рей чуть гибче, он бы додумался, что, возможно, в Бенинию могли попасть кое-какие христианские легенды, как история о Будде якобы дошла до Рима и в результате он был канонизирован под именем святого Иософата – слышал про такое? Но, думаю, в те времена культурный климат был против него.
Так вот. Коротко говоря, Беги уже воплотил представления шинка о совершенном человеке: терпимом, здравомыслящем, остроумном и так далее. И лишь когда одному просвещенному миссионеру пришло в голову сказать, что Беги был пророком, посланным специально к шинка, христианство тут хоть сколько-нибудь продвинулось. Но сейчас тебе скажут, что у Беги здравого смысла было больше, чем у Иисуса, потому что свое учение он принес тем людям, которые его поняли, а Иисус переоценил себя и проповедовал таким, как англичане, которые все равно не смогли его понять, иначе вели бы себя иначе.
Повисла тишина, которую нарушало только гудение мотора и время от времени жалобы подвески. Наконец Норман сказал:
– Я уже говорил, что никогда раньше не видел покойников. Не знаю, как я мог это сказать. – Он с огромным трудом сглотнул, само горло его, казалось, сжалось, лишь бы не пропустить признание, которое он собирался сделать. – Потому что… Ну, всего несколько дней назад я убил человека.
– Что? Кого?
– Божью дщерь. Она собиралась порубить топором Салманассар. Уже успела оттяпать руку одному нашему технику.
Гидеон задумался.
– У шинка есть одна пословица, – сказал он наконец.
– Какая?
– Жить тебе еще многие годы, делай то, чем гордился бы, вспоминая в старости.
ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (20)
КАК ПЕРЕЕХАЛО СТАРУЮ ДАМУ
Решение поставить дом в план на снос и застройку
Было принято с соблюдением всех формальностей на совещании
Демократически избранных представителей народа,
Ни один из которых внутрь не зашел – лишь недолго постояли на пороге
Во время избирательной кампании перед прошлыми выборами,
И тогда они почувствовали запах и поняли, что им он
Не нравится.
Младший чиновник департамента здравоохранения
Сказал, мол, немыслимо, чтобы дети и старики
Жили сегодня в таком викторианском убожестве.
Он говорил про газовые конфорки, упоминал про расшатанные
И про полные заноз деревянные половицы,
Про намертво забитые окна, туалеты без герметических крышек.
Членов комитета передернуло, и они согласились на снос.
Извещения послали главам шестидесяти семи семей —
По перечню на основе избирательных списков.
Была установлена дата переселения в новостройки.
Возражения могли вноситься в согласии с законом.
Если число возражений превысило бы тридцать три процента,
Министр по делам жилищного строительства назначил бы публичное слушание.
В списки забыли включить одну женщину по имени Грейс Роули.
В соответствии с инструкциями избирательный компьютер,
На протяжении трех лет ни разу не регистрировавший ее бюллетень,
Пометил ее как «непроживающую», предположительно переехавшую или умершую.
Однако на всякий случай он послал извещение и ей.
До назначенной даты ответ зафиксирован не был.
Случилось это утром ее семьдесят седьмого дня рождения.
Она проснулась от шума, какого никогда в жизни не слышала.
Под грохот оползней и рычание моторов.
Когда, перепуганная, она встала и натянула свой сальный капот
На нестиранное белье, в котором всегда спала,
У себя в гостиной она увидела двух незнакомых мужчин.
С годами ее гостиная заполнилась сувенирами прожитых лет:
Туфли, бывшие в моде, когда она была хорошенькой девушкой,
Подарок мужчины, за которого, часто о том жалея, она не вышла замуж,
Первое издание книги, которая после разошлась миллионным тиражом,
Треснувшая гитара, под которую она когда-то пела о любви,
Пластинка Пиаф, купленная в ту пору, когда певица была в зените славы.
Мужской голос сказал: «Господи, Чарли, это же стоит целое состояние».
Обернутая вокруг безделушки газета сообщила ему
Про победный успех первой высадки на Луну.
Голос сказал: «Господи, Чарли, ты когда-нибудь видел такой хлам?»
Повсюду – мелькающие на телеканалах имена: Дилан, Брассенс, Олдис,
Хаксли, Раушенберг, Бетховен, Форстер, Майлер, Палестрина…
Как ил, рекой времени нанесенный тинистыми слоями,
Из слякотного наследия поколений ушедшей моды
Складывался контакт мисс Роули с ее миром.
И однажды… от напряжения… от старости… контакт оборвался.
Подняв головы и внезапно увидев, что на них смотрит хозяйка,
Двое молодых мужчин подумали: «О Боже.
О Господи Боже».
Властью демократически избранного комитета
Грейс Роули увезли и поместили в Дом.
Властью демократически избранного комитета
Ее имущество, помимо одежды, продали с аукциона,
И состоятельные антиквары купили кое-что
