И существуй евгеническое законодательство в те давние времена, когда люди обзаводились фамилиями, моим предкам запретили бы иметь детей, и меня бы на свете не было.
Разве вы не понимаете? Меня бы на свете не было!»
РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (9)
СТРАВЛЕННЫЕ
Как рука, которая, сжав ком пластилина, оставляет в мягкой поверхности рисунок из складок и линий, и меж пальцев вылезают вязкие валики, так реальность накрыла, придавила собой Дональда Хогана точно чудовищный формовщик. Выдавилась, разбрызгалась во все стороны сама его личность, а с ней растворилась и способность думать и принимать решения, так что он превратился в пустую оболочку, реагирующую на внешние раздражители.
Некоторые социологи доказывали, что в настоящее время городской житель балансирует на грани нестабильного равновесия: его здравый смысл способен рухнуть под весом последней капли, соломинки, как хребет пресловутого верблюда. Люди, свиньями гардаринскими копошащиеся и хрюкающие над обрывом, по утверждению социологов, это чувствуют и потому стараются по возможности избегать скопления себе подобных в и без того переполненных городах. В таких странах, как Индия, от скученности никуда не деться: в городской среде смерть от голода наступает медленнее, поскольку тут люди ближе к пунктам раздачи рационированного продовольствия, к тому же порожденная недоеданием летаргия уменьшает трение и взрывы насилия, сводя его до спорадических вспышек. Но сравнительно хорошо питающееся население Америки и Европы может ввергнуться в хаос без предупреждения иного, нежели общее ощущение раздраженности, для снятия которой наши сограждане обычно носят при себе упаковку транков.
Последняя связная мысль, какую смог сформулировать Дональд, была о том, что одно дело читать о возможности хаоса, совсем другое – смотреть, как он воплощается в реальности.
Мир завертел Дональда, и он потерял себя.
НА АВАНСЦЕНЕ: патрульная машина. Выкрашенный белым бронемобиль тринадцати футов в длину и шести в ширину. Его колеса скрыты от попадания пуль под защитными подкрылками, в центре – плоская плита батареи, от которой работает мотор, в окнах передней части кабины – бронированное стекло, еще они дополнительно защищены поднимающимися и опускающимися решетками. В задней части кабины, предназначенной для перевозки арестованных и, в случае необходимости, раненых, – массивный металлический откидной борт, а также полозья для носилок и сопла подачи усыпляющего газа. На капоте – две фары белого света с охватом 150 градусов (одна погасла, так как водитель замешкался и не поднял вовремя защитный экран из проволочной сетки), по углам крыши – прожектора с регулируемым широкоизлучателем; еще на крыше вращается в небольшой башенке пневматическая пушка дальнобойностью в шестьдесят ярдов, выстреливающая гранаты, начиненные битым стеклом. Для использования только в экстренных случаях под юбкой капота – сопла подачи реактивного масла: им можно затопить прилегающие улицы озерцом огня, чтобы отразить любые атаки, пока сидящие в машине ждут помощи, дыша подаваемым в маски кислородом из встроенных в систему кондиционирования баллонов. Машину могут повредить мины, три последовательных попадания в корпус из ручного тазера, при условии, что удары придутся на расстоянии меньшем двух дюймов друг от друга! или падение на нее стены здания, но все остальное, с чем она может столкнуться в ходе городских беспорядков средней руки, ей нипочем. Тем не менее мощности батареи не хватило, чтобы протаранить или оттолкнуть с дороги как брошенное такси, в котором автоматически включился и остался заблокированным до закрытия дверей ручной тормоз, так и фонарный столб, упавший ей поперек кормы; теперь он к тому же придавлен наваленным (с отчаянными усилиями и ругательствами) мусором на тумбу и надежно заякорен почтовым ящиком, надетым на сам фонарь.
У РАМПЫ: словно материализовавшись из воздуха, тротуар запрудили десятки, сотни людей, в основном афрамов, но среди них и немного пуэрториканцев, немного белых. Девица с электронным аккордеоном (играет он немыслимо громко, поскольку выставлен на максимум, и от этого дребезжат оконные стекла и гудит в ушах) визжит, перекрывая крики, блюз, который подхватывают, топая в такт ногами, остальные: «Что нам делать с нашим прекрасным городом? Опасным и грязным, вонючим и грёбаным городом?» Контрапунктом к нему звучит лязг брони патрульной машины, когда находится, чем в нее кинуть: в ход идут куски асфальта, мусор, бутылки, банки. Сколько еще до того, как даст залп пневматическая пушка и польется подожженное масло?
ЗАДНИК: гряда однообразных двенадцатиэтажных зданий, каждое из которых тянется на целый квартал, едва прерывается каньонами улиц, тем более узких, что с отказом от машин в черте города одной полосы вполне достаточно для муниципального транспорта и такси. Ближайшие остановки автобуса – на углу слева и в двух кварталах справа. Вдоль тротуара тянется четырехдюймовый бетонный бордюр, достаточно низкий, чтобы через него переступить, но слишком высокий, чтобы помешать любому проходящему мимо дозволенному транспорту сбить пешехода. На стенах каждого здания – рекламные щиты, поэтому зрители с верхних этажей выглядывают из поблекшего океана, из середины буквы «О», из паха всегда готовой принять вас герлы. Единственное отклонение в этой скалообразности улицы – детская площадка: точно вторжение Эйнштейна в упорядоченный мир Евклида.
ДЕТАЛЬ: орнаментальных деталей на фасаде здания против детской площадки, У которого прикорнул Дональд, немного больше, чем на соседних: широкое крыльцо, поднявшись по ступеням которого открываешь дверь, и ряд плоских контрфорсов, расположенных попарно с проемом в два (фута между ними и суживающимися от двух футов внизу до острия на уровне четвертого этажа. Как раз в такой амбразуре Дональд укрылся от света прожекторов, мечущихся взад-вперед бунтарей и импровизированных снарядов. Лязг металла наверху заставил его поднять голову. Кто-то пытался отогнуть от стены выдвижную пожарную лестницу: с такой позиции удобнее бросать хлам на крышу угодившей в ловушку патрульной машины.
Вззз-хлеп-плюх. Вззз-плюх. Рррр-вззз-плюх.
Залпы газовой пушки.
О стены разбивались снаряды, и из каждого выползало с кварту инертного пара, который, оседая, стекал в узкие водостоки Первые жертвы закашляли, завыли, повалились на колени, ведь именно они получили полную, концентрированную дозу, а те, кому посчастливилось оказаться в стороне, пригнулись и на полусогнутых поспешили прочь.
Вззз-хлеп-плюх. Рррр-вззз-плюх.
Девушка которой он рассек губы, спотыкаясь, выбиралась с середины улицы – причем прямо на него. Движимый смутной потребностью прийти на помощь Дональд сделал шаг из своего укрытия в амбразуре меж контрфорсами и окликнул ее. Она пошла на дружелюбный голос, вообще не видя говорящего, и тут сзади ему в плечо ударили кулаком. Углом глаза он разглядел, что кулак черный. Он пригнулся, уклонился. Теперь газовая пушка обстреливала его сторону улицы, и с первыми же завитками дыма стало больно дышать. Те, кто пока избежал отравления, полезли на скелетные ветки детской площадки – точь-в-точь древние люди, спасающиеся от стаи волков. Девушка разглядела своего брата (это он ударил Дональда), и они вместе рванули к перекрестку, совершенно позабыв про обидчика. А Дональд последовал за ними потому, что в ту или в другую сторону бежали все.
