Он неловко потрепал Дональда по плечу.
– Ну же, ну же! – беспомощно сказал он. – Давай помогу тебе добраться до кровати. У меня еще есть пара часов отдохнуть, прежде чем уходить на работу. Я постараюсь тебя не тревожить.
Дональд безвольно позволил отвести себя в свою спальню, а там упал поверх покрывала.
– Надеть тебе индуктор сна? – спросил Норман, протягивая руку к проводу спрятанного в подушке маленького русского устройства, которое гарантировало отдохновение даже при самой страшной бессоннице, проецируя в костный мозг ритм сна.
– Спасибо, не надо, – пробормотал Дональд, а потом, когда Норман уже собрался уходить, окликнул: – Кстати! Когда, я сказал, Гвиневера устраивает вечеринку?
– А… сегодня, кажется.
– Так я и думал. Но у меня все в голове спуталось. Они довольно оперативно забрали Викторию, правда?
– Что?
– Я сказал, ее забрали довольно оперативно. – Различив нотку недоумения в голосе Нормана, Дональд приподнялся на локте. – Разве ее не ты сдал? Увидев, что ее вещи исчезли, я…
Он осекся. Норман повернулся на пороге, посмотрел в гостиную. Даже не двигаясь с места, он мог заглянуть в открытую дверь собственной спальни, увидеть приотворенную дверцу шкафа и пустоту на том месте, где теркам позволялось вешать свою одежду.
– Нет. Я ее не сдал, – наконец без тени эмоций сказал он. – Она, наверное, сама решила испариться, пока ее новости еще жареные. Много же ей это даст. Но, откровенно говоря, мне все равно. Сам видел, пока ты об этом не упомянул, я даже не заметил, что ее шмотки исчезли. – Он помедлил. – Наверное, нужно сразу тебе сказать, на случай если мы утром не увидимся. Я… я, возможно, в Нью-Йорке надолго не останусь.
С шокирующей внезапностью Дональду вспомнилась догадка, которая посетила его несколько часов назад и тут же была загнана в подсознание историей с псевдотаксистом. Но усталость наложилась даже на гордость, какую он ощутил, вычислив правду. Он уронил голову в мягкую, засасывающую гору подушек.
– А я и не думал, что ты надолго останешься, – сказал он.
– Что? Почему?
– Я подумал, тебя рано или поздно пошлют в Бенинию. Так, значит, скорее рано, чем поздно, а?
– Как ты, черт побери, об этом узнал? – Норман яростно вцепился косяк двери.
– Догадался, – приглушенно пробормотал Дональд. – Вот что я хорошо делаю. Вот почему меня выбрали для моей работы.
– Какой работы? У тебя же нет… – Норман дал словам замереть, некоторое время вслушивался в тишину и наконец сказал: – Понимаю. Как Виктория, так? – В вопросе зазвенел гнев.
– Нет, не как Виктория. Господи, мне нельзя проговариваться, но я просто не мог ничего с собой поделать. – Дональд заставил себя сесть. – Нет, пожалуйста, поверь, не как Виктория. К тебе это не имеет никакого отношения.
– А к чему тогда имеет?
– Пожалуйста, мне не полагается об этом говорить. Но… о Господи Иисусе, каким кошмаром были эти десять лет… – Он судорожно сглотнул. – Государство, – наконец устало сказал он. – Управление дилетантов. Если они выяснят, что ты знаешь, меня активируют в моем армейском звании и тайком отдадут под трибунал. Меня предупреждали. Поэтому я вроде как в твоей власти, а? – с болезненной улыбкой завершил он.
– Тогда почему ты мне рассказал? – помолчав, спросил Норман.
– Не знаю. Может, потому что, если тебе нужна возможность поквитаться со мной за то, что я сегодня сделал, ты ее заслуживаешь. Поэтому давай. Учитывая, как я себя сейчас чувствую, мне было бы все равно, даже если бы меня накрыло лавиной. – Он рухнул на подушки и снова закрыл глаза.
Тут в голове Нормана возник скрежещущий звук камня, пошатнувшегося и покатившегося со склона горы. Боль, острая, как удар топора, стрельнула в его левом запястье от кончика одной кости до кончика другой. Поморщившись, он охватил запястье пальцами правой, чтобы удостовериться, что рука у него цела.
– Я уже так поквитался, что мне до конца жизни хватит, – сказал он. – И ничего хорошего мне это не принесло. Спи, Дональд. Уверен, к вечеру тебе станет лучше.
Он мягко закрыл за собой дверь левой рукой, не обращая внимания на боль, которая была такой острой, как от настоящего увечья.
КОНТЕКСТ (12)
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКВИВАЛЕНТ ИСТЕРИЧЕСКОЙ ОТДЫШКИ
«Если хотите узнать, что вскоре попадете под нож, ищите самый очевидный симптом: экстремизм. Почти непогрешимым признаком, чем-то вроде предсмертного хрипа можно считать ситуацию, в которой представители той или иной организации вынуждают свой институт подчеркивать те и только те факторы, которые отличают его ото всех прочих, и подавлять те черты, которые в силу необходимости (поскольку все учреждения в конечном итоге созданы людьми) у него общие с конкурирующими институтами, поскольку являются общечеловеческими. В качестве удобной биологической аналогии можно было бы привести развитие клыков у саблезубого тигра до такой степени, когда зверь уже не в состоянии закрыть пасть, или утолщение брони у некоторых черепах, которая, безусловно, их защищает, но весит столько, что ее владелицы уже не в состоянии передвигаться.
Исходя из этого, можно с немалой долей уверенности утверждать, что христианство не переживет двадцать первый век. Приведем лишь пару самых очевидных примеров: отрешение от Рима так называемых правых католиков и возникновение божьих дщерей как влиятельной группы, способной оказать давление на общественное мнение, политику и т. д. Первые заметно отклонились от традиционной политики католической церкви как института, более всего пекущегося о семье в западном ее понимании: правые католики стали настолько одержимы простым актом совокупления, что у них как будто не остается времени на прочие аспекты человеческих отношений, хотя они и выступают по их поводу с многочисленными пронунсиаменто
[35]
. Но эти призывы не имеют ни малейшего отношения к современной реальности, которую сочувственный (не мой) взгляд может отыскать в сходных воззваниях, звучащих из Ватикана. Вторые, как следует из их собственной декларации, открыто взяли себе за образец средневековые женские монашеские ордены, но на самом деле большинство своих догматов (антимеханизация, недоверие к радостям тела и так далее) позаимствовали у таких респектабельных и хорошо интегрированных групп, как например, аманиты
[36]
, а потом основательно приправили их уксусом ненависти и паразитируют на самой обреченной на провал из современных тенденций, а именно – на нашем нежелании еще более перегружать ресурсы планеты, создавая большие семьи. Дщери обратили себе на пользу благодарность, которую мы испытаем к людям, особенно к женщинам, отказывающимся вообще от какого-либо потомства, тем самым избавляя нас от чувства ответственности за весь треклятый клубок проблем.
