Дамодара ничего не сказал. Сказать было нечего.
Вскоре Шанга вышел из шатра Дамодары и вернулся в свой собственный. Там он два часа метался из угла в угол. Его офицеры-раджпуты держались подальше от командира. Шанга не произнес ни слова, но от него веяло черной яростью, как от пойманной в плен асуры.
Даже стражники, стоявшие на посту у входа в шатер, отошли подальше — настолько, насколько было возможно. В любом случае, их присутствие у шатра было чистой воды формальностью. Все признавали — как друзья, так и враги, — что Рана Шанга — величайший из ныне живущих воинов Раджпутаны, равно как и лучший полководец. Его «охрана» в некотором роде напоминала охрану тигра тигрятами.
Позднее, во второй половине дня, перед шатром объявился йетаец и попросил разрешения войти. Это был Торамана, офицер, которого Дамодара недавно назначил командиром. Из тысяч йетайских солдат в армии Дамодары Торамана был теперь старшим по рангу.
Стражники-раджпуты неуверенно посмотрели на него.
Во-первых, вооруженный и одетый в доспехи Торамана заставлял останавливаться и медлить любого солдата. Его считали могучим воином и хитрым полководцем. Он был крупным даже для йетайца, и ему еще не исполнилось тридцать лет. Его подтянутое и мускулистое тело являлось наглядным свидетельством образа жизни, который Торамана вел с детства, прошедшего в горах Гиндукуш. Выражение его типично йетайского, худого и вытянутого, лица никто не мог разгадать — что было нетипично для такого типа людей.
Однако по большей части стражники колебались из-за того, что знали, зачем пришел Торамана. Он прибыл, чтобы получить ответ на вопрос, который на протяжении многих дней обсуждали между собой все раджупты в армии Дамодары. И в большинстве своем пришли к тому же выводу, что и два стражника, охранявшие шатер Раны Шанги.
— Вы выбрали не лучшее время, командир Торамана, — тихо сказал один из раджпутов. — Рана Шанга в ярости. Лучше, если вы придете завтра, тогда вы с большей вероятностью получите ответ.
Йетайский офицер мгновение изучающе смотрел на стражника, затем пожал плечами и сказал:
— Если ответ именно тот, который я хочу получить, то мне еще много лет придется иметь дело с Раной Шангой. Ты думаешь, что сегодня у величайшего царя Раджпутаны последняя вспышка ярости? Лучше, если я получу ответ сейчас. Одно это будет большим обещанием, чем любые слова.
Он смотрел на стражников прямо и спокойно. Они отвернулись. В конце концов, Торамана был прав.
— Тогда заходите, командир, — сказал один.
— Желаем удачи, — пробормотал второй. Торамана кивнул.
— Благодарю. Пусть будет так, как должно быть. — Он откинул полог шатра и шагнул внутрь.
Услышав, как кто-то вошел в его шатер, Шанга остановился и резко повернулся. Он сдержался и не потянулся к висевшему на поясе мечу, зато приготовился отдать приказ немедленно выметаться. Но, увидев, кто к нему пожаловал, Шанга застыл на месте.
Некоторое время двое мужчин неотрывно смотрели друг на друга. Горевшие в шатре лампы по-особому освещали лица, в результате чего они казались даже более суровыми, чем обычно, и напоминали отлитые в бронзе изображения воинов. Шанга возвышался над Тораманой, как и над большинством людей, и был, пожалуй, шире в плечах. Но менее высокий йетаец ни в коей мере не казался испуганным.
Это была одна из черт, которые Шанге в нем нравились. Это… да и многое другое. На самом деле, странно. Он редко когда с уважением относился к йетайцам. Скорее, наоборот.
— Я забыл, — тихо сказал Шанга, беря себя в руки. Он кивнул на ближайший, очень простой и низкий стол. По обе стороны столика на ковре были разложены подушки. — Пожалуйста, присаживайся.
Когда они оба сели, Шанга несколько секунд колебался перед тем, как начать говорить.
— Во-первых, я хочу кое-что спросить. Почему ты защищал женщину и ребенка Холкара? — И пока Торамана не успел ответить, добавил: — Только не надо говорить мне, что это такая стратегическая проницательность. Ты не мог знать, что человек, которого ты зарезал, — сын Дададжи Холкара. Мы выяснили это только на следующий день.
Торамана начал было говорить, но Шанга снова перебил его.
— И еще я не хочу слышать, что ты намеревался сделать женщину своей наложницей. У тебя уже есть две, причем куда как более симпатичные, чем она. И ни у одной из них не было ребенка, когда ты их брал, хотя бенгалка уже родила от тебя. Так почему? Судя по нашим отчетам, ты даже пригрозил своим солдатам, хотевшим изнасиловать женщину.
— Им не требовалось особо угрожать, — усмехнулся Торамана. — Они остыли сразу, как я нахмурился и сказал пару слов. Ведь с их стороны это скорее была привычка, чем необходимость. К армии и так привязалось много женщин. Я думаю, у них просто возникло желание бросить вызов раджпутской дисциплине. В конце концов, все, кто осуществлял набег на лагерь восставших, были йетайцы.
Он пожал плечами.
— Женщина выла, вцепившись в труп своего мужчины. А ребенок орал еще громче. Какой мужчина, если только им не овладел дьявол, может при таких обстоятельствах испытывать похоть? У меня было только два варианта действий. Или убить женщину и ребенка, или обеспечить их безопасность.
Молчание. Двое мужчин неотрывно смотрели друг на друга. Молодой йетаец отвел взгляд первым.
— Мы делаем то, что должны делать, Рана Шанга. Такова природа вещей. Но нет оснований делать больше. Человек заканчивается на границе своего долга. Дальше начинается зверь. Я — человек.
Казалось, ответ удовлетворил раджпута. Он оперся о стол и поднялся на ноги одним легким движением. Затем снова принялся ходить взад и вперед. Однако на этот раз — как человек, погруженный в глубокие раздумья, а не как взбешенный хищник.
— У меня есть сводная сестра по имени Индира, — тихо сказал он. — Ты спрашивал про двоюродную, но если ты решишься, то лучше поступить именно так. — Шанга оскалился, явно изображая улыбку. — Как ты наверняка понимаешь, это вызовет гнев малва — направленный больше на тебя, чем меня, — но если человек принимает вызов, то ему, по крайней мере, следует сделать это в духе легенды. В настоящий момент я нахожу мысль о ярости малва приятной.
Торамана напрягся, глядя на раджпута широко открытыми глазами. Он определенно не ожидал услышать такое — во всяком случае, не от Раны Шанги!
А тот снова осклабился, с издевкой посмотрев на йетайца.
— Неужели ты в самом деле поверил этим сказкам? Про высшего раджпута? Про чуть ли не божественное происхождение? — Шанга фыркнул. — На протяжении долгих лет я много думал о правде и иллюзии правды. Есть простой факт — пусть его отрицает тот, у кого хватает на это глупости, — что сами раджпуты ненамного отошли от варварства. А родом они, я почти уверен, из тех же гор, что и ты.
Он снова стал мерить шатер шагами, на этот раз очень медленно.
— Кроме того, Индира — энергичная и решительная девушка. Склонна по-своему понимать обычаи и традиции, к большому недовольству моей семьи. Но я люблю ее, несмотря на разницу в возрасте. Раньше я был для нее больше дядей, чем братом. Я не могу припомнить ни одну двоюродную сестру, которая бы так подходила тебе. Большинство стало бы выть от ужаса при одной только мысли об этом. Индира же…
