— Становится жарко, — сказал он. — Здесь, под защитой этого великолепного щита, гораздо прохладнее.
Забавно, что четвертая выпущенная римлянами ракета сработала идеально. Теперь Антонина прекрасно видела вражеское судно.
— Тебе тоже следует отойти, Антонина, — пробормотал Эйсебий. Его тон был немного виноватым, но твердым. — Ты больше ничего не можешь сделать. Все и так достаточно ясно. Малва борются с ветром и течением, которые помогают нам. Теперь все работает на нас. Им приходится использовать весла, а это значит, что им сложно давать боровые залпы, так как тогда они могут сойти с курса. И скоро мы окажемся с ними нос к носу. Сомневаюсь, что они могут выпускать больше, чем по два снаряда за раз.
Антонина с неохотой отошла от наблюдательного поста начала пробираться назад. Двигаться по такому узкому ходу с ее пышными формами, тем более пробираться мимо двух канониров, было нелегкой задачей.
— Как хорошо, что на тебе не надета эта твоя похабная кираса, — заметил Усанас. — Или эти парни стали калеками. Вместо сильного возбуждения.
Антонина расхохоталась. Двое канониров попытались сдержать смех, но безуспешно. Один из них уныло покачал головой, настраивая сложную машину с выбрасывающим пламя механизмом.
Какой-то холодной, расчетливой частью разума Антонина поняла, что их легкий смех был свидетельством уважения и любви, с которыми относились к ней солдаты и матросы, бывшие под ее командованием. Какое бы негодование они когда-то ни испытывали от того, что ими командует женщина, даже если это жена Велисария, оно, казалось, исчезло в течение двух лет, с тех пор как Антонина отплыла из Константинополя.
А устроившись на корточках рядом с Усанасом, она той же частью разума поняла наконец кое-что о своем муже. Она часто слышала, как Маврикий и телохранители мужа жаловались на упрямое желание полководца постоянно подвергать себя опасности. Качество, которое она тоже всегда считала только лишь мальчишеством, даже глупостью и ничем больше. Но теперь, анализируя свое собственное нежелание оставить место наблюдения для того, чтобы перебраться в относительную безопасность, в укрытие, Антонина наконец поняла мужа. На протяжении последних двух лет она укрепила свое собственное положение, получила власть и завоевала авторитет. И испытывала то же глубокое нежелание посылать других людей на опасные предприятия, если сама не была готова разделить с ними риск и опасность.
Казалось, Усанас прочитал ее мысли.
— Это все равно глупо, — прошептал он. — Эйсебий абсолютно прав — ты больше ничего не можешь сделать.
Она посмотрела на него снизу вверх. Даже когда они оба сидели на корточках, высокий африканец намного возвышался над ней.
— Ты на самом деле великолепный мужчина, Усанас Великих озер, — тихо произнесла Антонина. — Не думаю, что когда-нибудь говорила тебе это. Если бы я не любила Велисария, то, наверное, положила бы глаз на тебя.
Он уставился на нее. В темных глазах другого мужчины блеснул бы огонек интереса или сомнения. Он размышлял бы: нет ли в ее словах тонкого намека, приглашения… Но Антонина никогда не сказала бы этих слов другому мужчине. И в мягко светившихся глазах Усанаса не читалось ничего, кроме тепла и привязанности.
— Смею сказать, что ты бы преуспела, — усмехнулся он. — Ты сама великолепна.
Он слегка покачал головой.
— Но это, вероятно, не сработало бы. Боюсь, с моим новым статусом, брак, который я в конце концов заключу, будет государственным делом. И я на самом деле не могу представить тебя наложницей. Женой, куртизанкой, но наложницей — никогда.
— Да, — кивнула она.
На мгновение Антонина прислушалась, оценивая звуки еще одного приближающегося залпа снарядов малва. Но теперь ее опытное ухо различило еще один промах даже до того, как моряк, занявший ее место на наблюдательном посту, воскликнул:
— Глупые ублюдки! Они все еще находятся в двухстах ярдах! Пустая трата боеприпасов!
— Да, — повторила она. Теперь ею овладело любопытство, и она сочла это любопытство приятным облегчением от напряжения ожидания начала сражения. Антонина склонила голову набок и улыбнулась. — Но почему бы тебе не выбрать высокопоставленную римскую жену? — спросила она. — Конечно, не меня, а кого-нибудь другого. Это кажется естественным, учитывая новые обстоятельства. Я думала — надеялась, — что Аксумское Царство намерено сохранять союз с Римом даже после того, как мы разобьем малва. И я почти уверена, что Феодора будет рада собрать три дюжины сенаторских дочерей, чтобы ты выбрал из них жену.
Она развела руки ладонями вверх, изображая чаши весов.
— Да, могущество империй и царств непостоянно и непрочно, а правители не очень склонны к сентиментальности. Но я все равно не вижу никаких серьезных оснований в будущем для конфликта между Римом и Аксумом. В конце концов, мы прекрасно ладили на протяжении двух столетий, даже до того, как малва вынудили нас заключить более тесный союз.
— Согласен, — кивнул Усанас. Резкость и сила высказывания, как подозревала Антонина, отражали напряжение Усанаса от того, что он сам был вынужден бездельничать, в то время как другие готовятся к схватке. — Но это — часть причины, по которой я не стану выбирать римлянку. Правда в том, Антонина, что нет никаких реальных оснований для более тесных связей между Римом и Аксумом. Банальная география, удерживающая нас от необходимости враждовать, делает ненужной и тесную дружбу.
Усанас замолчал и уставился на пушку. Что-то в этом смертоносном орудии, казалось, притягивало его взгляд. Выражение лица аксумита стало суровым и задумчивым.
— Эон и я долго обсуждали этот вопрос, много раз. И дважды — я не уверен, что ты даже знаешь об этом, — я провел много часов с Велисарием, через него расспрашивая Эйда.
Антонина и вправду не знала об этом, но не особенно удивилась. Усанас был одним из немногих людей в мире, кроме Велисария, кто напрямую «общался» с Эйдом. И поэтому он понимал, насколько энциклопедическими являются знания кристалла о человеческой истории, включая множество столетий, которые стали бы реальностью, если бы новые боги не создали малва. Те, кто не общался с кристаллом напрямую, не осознавали этого до конца. Антонина поняла, что Усанас, конечно, воспользовался возможностью получить знания, которые ему потребуются, как аквабе ценцену Аксумского царств.
Если переводить буквально, этот титул означал «хранитель мухобойки». Но пост Усанаса считался наивысшим в Аксумском царстве, над ним был только сам негуса нагаст. По сути, обязанностью аквабе ценцен было помогать царю царей вершить судьбы его народа.
— Африка — это будущее Аксума, который в дальнейшем станут называть Эфиопией, Антонина. Не Рим и не любое другое государство в Средиземноморье или Азии
Он развел руки, словно пытался обхватить обширную территорию.
— Большой континент, полный богатств. Заселенный только — если не считать Аксумское царство и побережье Средиземного моря — племенами охотников и крестьян. Однако многие из них являются опытными рудокопами и умеют работать по металлу. Можно создать великую империю, если использовать аксумское искусство управления государством.
