— Вы хорошо подумали о будущем? — спросил он. — Я говорю о политической обстановке в ближайшем будущем после нашей победы. — Он на мгновение замолчал. — Не о философских глубинах человеческих судеб, которые заботят находящийся в наших рядах Талисман Бога.
И снова он замолчал, давая Антонине и Велисарию время переварить тот факт, что Хусрау знает о существовании Эйда. Он не ожидал, что кто-то из них сильно удивится, но секрет Талисмана Бога было известно только одному персу. И этот перс…
— Баресманас ничего мне не говорил, — добавил Хусрау. — До тех пор, пока я не дал ему ясно понять, что знаю эту тайну. Можешь не сомневаться в нем, Велисарий.
Римский полководец кивнул.
— Нет, он не стал бы говорить. — Велисарий вздохнул и резко опустился на ближайший стул. — Но, в любом случае, не было возможности сохранить существование Талисмана Бога в тайне. Равно как и особых оснований это делать.
«Их вовсе нет», — согласился Эйд ментально.
Велисарий коснулся мешочка, висевшего у него на груди под туникой. Мешочка, в котором, как всегда, лежал Эйд.
— Хочешь на него посмотреть?
Хусрау изумленно посмотрел на Велисария.
— На него? — переспросил он. — А у мистического камня есть пол? — В густой короткой бороде снова блеснула улыбка. — Или ты просто говоришь «он» удобства ради? Если так, то я испытываю некоторое облегчение.
Он покачал головой.
— Не сейчас, Велисарий. Позднее — да, очень. Но вначале нам нужно разобраться с делами.
Он ждал. Велисарий пожал плечами.
— Тебе придется быть более точным, император. Я очень много думал о политическом будущем после падения малва. Но, как я подозреваю, ты имеешь в виду что-то очень специфическое.
Хусрау кивнул.
— Я хочу любой ценой избежать возобновления старой вражды между Римом и Персией. Вражды, которая если учитывать, как обстоят дела сейчас, почти точно возобновится через десять лет после разгрома малва.
На этот раз и Велисарий, и Антонина искреннее удивились. На протяжении последних двух лет, после того как Рим ответил на отчаянную просьбу Персии заключить союз против завоевателей-малва, отношения между двумя империями — несмотря на то, что они часто сражались друг с другом на протяжении многих столетий, — были совсем неплохими.
Хусрау развел руками.
— Проблема с Ираном, не с Римом. Подумайте — а вы оба, как я думаю, этого еще не делали — как будет выглядеть мир в глазах ариев после окончания войны. В особенности в глазах иранской знати.
Он посмотрел на обоих супругов долгим, внимательным взглядом.
— Рим выходит из войны победителем. Для него все великолепно. Его земли не затронуты войной, население не уничтожено, воинская мощь и коммерческие связи укреплены и расширены, будущее ясно и люди смотрят в него с уверенностью. — После недолгой паузы он продолжил: — А Иран? Земля, наполовину выжженная малва. Более того, земля… — здесь его голос стал тверже и жестче, — император которой намерен изменить древние традиции. Обуздать непокорную арийскую знать, которая одновременно является источником традиционной военной мощи Ирана и оковами для дальнейшего развития.
«Он прав, — пришел ментальный импульс от Эйда, чувствовавшего себя несчастным. — Время от времени я сам думаю об этом. Я не хотел говорить тебе, потому что у тебя и так полно поводов для беспокойства. Но… он прав. После войны Персия станет пороховой бочкой.»
— Ты боишься восстания, — заявил Велисарий. Увидев ничего не выражающее лицо Хусрау, римский полководец хитровато улыбнулся. — Нет, не так. Не Хусрау Ануширван. Если дело дойдет до этого, ты поведешь свою знать на войну против Рима, лишь бы сохранить их преданность.
— Если потребуется. Но есть способ избежать войны с Римом. Надо дать моей знати другое поле для завоеваний. Или, правильнее сказать, обширное новое царство, на которое можно будет направить их энергию и амбиции. — Хусрау пожал плечами. — В конце концов, даже арийский азадан, — этот термин означал «люди благородного происхождения» и применялся к сословию рыцарей, составлявших основу воинской силы Персии, — не любит войну просто за то, что это война. Если дать им новые земли, новые богатства, новые территории, на которых они смогут установить свою власть и проявить свои таланты…
Хусрау многозначительно замолчал, уверенный, что его собеседники понимают, что он имеет в виду.
Но Антонина не поняла. Она увидела не многозначительную паузу, а зияющий провал в логике.
— Ты не можешь говорить серьезно, император! Если ты отправишься в Центральную Азию, то столкнешься с кушанами. Которые, если смотреть в корень, являются более важным союзником для Рима, чем Персия. По крайней мере, в перспективе. Равно как если ты пойдешь войной против наших союзников маратхи на Деканском плоскогорье. Это оставляет тебе только Гангскую равнину, а тогда ты ввяжешься с бесконечную войну с государством, которое станет преемником малва. На земле, заселенной множеством племен, у которых нет никаких причин приветствовать еще одну волну завоевателей с запада. Вся идея…
— Он говорит не об этом, Антонина, — перебил ее Велисарий. Римский полководец смог проследить мысль императора до логического конца. — Он говорит о долине реки Инд.
Велисарий почесал подбородок.
— Политическое будущее которой мы никогда не решали. Я предполагал какой-то вид военной оккупации на промежуточный период, за которым последуют…
— Долгие переговоры! — рявкнул Хусрау. — Где я буду выступать против Шакунталы и Кунгаса, а Рим возьмет на себя роль «честного посредника»! — Он фыркнул. — И, вероятно, против кого-то еще. Как правильно говорит Антонина, после падения малва Ганг не останется без власти на долгое время. Даже если не брать в расчет этих проклятых раджпутов, которые сидят у границы. Поэтому давайте предвосхитим весь процесс. Река Инд отходит ариям. Как минимум — Дельта и сама долина до пустыни Тар и до Чинаба на севере.
— Суккур и узкий проход за ним, — тут же возразила Антонина. — Севернее у тебя пойдут нескончаемые проблемы с раджпутами и кушанами. — Она сладко улыбнулась. — Пусть они спорят друг с другом относительно контроля над Пенджабом. Ты получишь весь Синд, что более чем достаточно для азадана. Таким образом, все будут заняты. Кроме того…
— Достаточно! — рявкнул Велисарий. Он гневно посмотрел на Антонину и перевел взгляд на Хусрау. — Мы не станем вдаваться в подробности. Ни Антонина, ни я не имеем полномочий обсуждать такие вещи от имени Римской империи. И ты можешь быть уверен, что у Феодоры более крепкий кулак, чем у моей дуры-жены, — он снова с яростью посмотрел на нее. — Единственная цель которой, когда она соглашается с тобой…
— Она соглашается потому, что при таком раскладе ее предложение начинает работать, — многозначительно заметил Хусрау. — Это означает, что поход в центральную часть долины могу взять на себя я, ведущий армии дехганов, вместо того чтобы позволять тебе разделять свои силы. Это очень сильно упрощает вопрос снабжения армии и делает возможным более раннюю атаку Бароду и захват дельты.
