— Прощаю, — задушенным голосом ответила та и,
когда он вышел, приподнялась, чтобы посмотреть, куда его влечет.
Его влекло к длинноногой, крутогрудой блондинке, которых
мужчины встречают по одежке и по ней же провожают. Она стояла в коротенькой
юбочке и какой-то фигне вместо кофточки и, опершись о капот красной машины, с
независимым видом курила. Никифоров подошел к ней, наклонил голову и начал
что-то быстро говорить. Блондинка протянула руку и потрепала его по щеке.
Джульетта поняла, что выглядит по сравнению с этой экзотической птицей
примерно, как серая утка по сравнению с колибри. Следовало немедленно убираться
прочь.
Она так и сделала. Когда Никифоров вернулся в кафе, сел за
столик и начал озираться, невозмутимый официант принес ему две чашки кофе и
сообщил, что его дама ушла. Никифоров почувствовал досаду. Подлая Анжела,
налетевшая, как тайфун, так ничего ему и не сказала. Не захотела разговаривать
на улице! Джульетту он, конечно, перепугал. Лучше отправил бы ее к Бунимовичу
смотреть телевизор. С горя он принялся за кофе, не подозревая о том, что дома
его ждет невероятный сюрприз.
Полине удалось-таки ускользнуть от своего преследователя и
нырнуть во двор никифоровского дома, оставшись незамеченной. Возле подъезда она
перевела дух и тут увидела, что дверь закрыта на кодовый замок. Набрав номер
квартиры, ??на принялась молиться, чтобы Никифоров ее впустил. Ведь коньяк-то он
сразу не увидит! Ответил ей совершенно незнакомый мужской голос.
— А… Андрей Андреевич дома? — с тоской спросила
Полина, сообразив, что если сейчас же, немедленно, не встретится с Никифоровым,
то просто пропадет. Куда она денется? Кто ей поможет? Все пути к спасению
отрезаны.
— Он сейчас вернется. Да вы входите, — радостно
ответили сверху.
Полина забыла спросить, на какой следует подняться этаж,
поэтому пошла пешком, прижимая к себе пакет с коньяком и сигаретами. Костя
Бунимович, уверенный, что явилась обещанная математичка, приосанился и
изобразил на своем лице самую добродушную улыбку, имевшуюся в его распоряжении.
— Здрасьте! — сказал он, встретив Полину на
пороге, и шаркнул ножкой. Он был огромный, как гардероб, и казался безвредным,
словно божья коровка. Лицо его имело умилительное выражение.
— Понимаете ли, — начала Полина. — Я к
Андрею-Андреевичу по делу…
Она скинула босоножки и посеменила за Бунимовичем в комнату.
— Знаю, знаю! — замахал руками тот. — Он
предупредил, что вы можете зайти.
— Да? — несказанно удивилась она.
— Конечно! Он мне много о вас рассказывал.
Полина села на диван, и Костя тоже сел, сложив ручки на
коленях, как пай-мальчик. Мысль о том, что вот эта самая растрепанная деваха
достигла высот в математике и готовит какие-то важные проекты, распаляла его
воображение. Но Никифоров велел к ней не цепляться, и Костиному воображению
приходилось трудиться вхолостую. Поэтому он не мог выдавить из себя ничего
путного.
Полина, которая нервничала не меньше, чем он, принялась
ерзать на своем месте.
— Может, хотите посмотреть канал «Культура»? —
спросил Бунимович с тайной надеждой.
— Да нет, — струсила Полина. — Я не хочу.
После некоторой паузы Костя снова подал голос.
— Не желаете послушать группу «Ю-ту»?
— Нет, спасибо, — еще больше испугалась
Полина. — А попить у вас не найдется?
— Конечно! — оживился тот. — Попить — это я
на раз! Пойдемте со мной на кухню. Может быть, хотите кофе?
— Хочу! — призналась Полина, которая пила
настоящий кофе только у Никифорова на даче.
Костя принялся топтаться по кухне, сопеть и кашлять.
Наконец, придумал тему для разговора и воскликнул:
— Андрей рассказывал о вашей сложнейшей работе!
Полина решила, что он подразумевает ее работу в доме
престарелых, и охотно откликнулась:
— Да-да! Иметь дело с таким контингентом чрезвычайно
сложно!
Бунимович не представлял себе, какой контингент она имеет в
виду. Наверное, студентов. Он немедленно отбил подачу:
— Они… Э-э-э… Требуют много внимания?
— Еще бы! — воскликнула Полина. — Самое
ужасное, что ночью за ними тоже нужно присматривать. Порой мне приходится
оставаться и ночевать с ними. Хотя, конечно, за это не платят.
— Ночевать с ними? — пробормотал Бунимович, замирая
с чашкой в руке. — Простите, а зачем с ними.., ночевать?
— А как же? — всплеснула руками Полина. —
Вдруг кому-нибудь захочется в туалет? Этот процесс надо контролировать.
— Понимаю… — пробормотал Костя, нахмурив лоб, за
фасадом которого проходила напряженная умственная работа. — Я представлял
себе ваши обязанности несколько другими.
— Обязанности! Да я все делала! — сообщила Полина,
закидывая ногу на ногу и страшно смущая Бунимовича симпатичными коленками. Она
вообще была вся такая.., приятная, что хотелось немедленно привлечь к себе ее
внимание. Потрогать ее или, в крайнем случае, рассмешить. Он поставил перед ней
чашку с кофе, не спрашивая, бросил в него без меры сахару и налил молока.
Полина поблагодарила, подняв на него чистые зеленые глаза, и Бунимович обмер.
— Знаете анекдот? — спросил он, позабыв о том, что
Никифоров строго-настрого наказывал ему забыть об анекдотах. — В армии
утреннее построение. Все стоят в сапогах, а Иванов босиком…
В этот момент позвонили в дверь. Костя немедленно вскочил и
бросился в коридор, страдая от того, что едва не нарушил обещание. Щеки у него
сделались томатного цвета, а глаза увлажнились от волнения. Впустив Никифорова
в квартиру, он наклонился к его уху и зашептал:
— Послушай, пришла твоя математичка!
— Да ты что? — тоже шепотом удивился Никифоров, не
зная, радоваться ему или нет. — Впрочем, это хорошо. А то мы некрасиво
расстались…
— Андрюха, скажи честно, у тебя с ней шуры-муры?
— С ней? — всей физиономией просиял
Никифоров. — С чего ты взял?
— Я на всякий случай спросил. Понимаешь, она мне дико
понравилась. Она такая.., аппетитная. — Никифоров фыркнул. — Такая
аккуратненькая вся… Еще и рыжая в придачу.
— Рыжая? — одними губами переспросил Андрей,
цепенея. И еще раз повторил:
— Рыжая?!
Оттолкнув Бунимовича, он бросился на кухню, откуда доносился
аромат кофе — сладостный и горький, как любовь. Рыжая штучка сидела на его
табуретке, отхлебывала из его чашки, закинув ногу на ногу и покачивая маленькой
голой ступней.
— Вы?! — закричал он с таким возмущением, что
Бунимович не поверил своим ушам. — Вы имели наглость явиться ко мне
домой?! Я бежал от вас, как от бубонной чумы, потому что вы не давали мне
работать!
Полина непроизвольно втянула голову в плечи и вся сжалась,
словно щенок, привыкший к тому, что его пинают ногами. Никифоров наступал на
нее грудью, продолжая громко вопрошать:
