— Черт!
Потом повысил голос и, поддерживая Полину за талию, сказал:
— Осторожнее, тут женщине плохо!
Полина почувствовала, что мир куда-то уплывает. Картинка
исказилась, предметы стали такими, словно отражались в кривом зеркале. И тотчас
в этом зеркале появился знакомый силуэт, который заревел страшным голосом:
— Костька! Сюда, твою мать!
* * *
Полина очнулась, когда на улице уже стемнело. Летняя ночь
хозяйничала в комнате — окно было распахнуто настежь, занавеска вылетела наружу
и танцевала в ветвях соседнего дерева. Никифоров очень прямо сидел на диване у
нее в ногах. Глаза его были закрыты, на лице — сосредоточенное выражение.
Бунимович дремал в кресле, бесшумно вдыхая и громко выдыхая. Умиротворяющая
картина заставила Полину некоторое время лежать неподвижно. Потом она
пошевелила ногой, и Никифоров мгновенно ожил.
— Есть! — громко сказал он, встретившись с ней
глазами. — Костька, вставай, она пришла в себя.
Тот немедленно встал и навис над ней, загородив свет
настольной лампы.
— Ну-с? — спросил подскочивший Никифоров тоном
ненастоящего, киношного доктора. — Как мы себя чувствуем? — И потер
руки.
— Ты просто свинья! — немедленно сказала Полина.
Еще несколько дней назад представить, что она бросит ему в лицо подобное
обвинение, было немыслимо. — Я ведь говорила, что за мной охотятся!
Обязательно нужно было проверять!
— Больная чувствует себя хорошо, — сделал
заключение Бунимович, принимая вертикальное положение.
— Пить! — потребовала Полина. Именно потребовала,
потому что они оказались виноваты. Оба. — Вы кого-нибудь схватили хотя бы?
Сдали в милицию?
Ее защитники переглянулись. Стало ясно, что они никого не
схватили и не сдали. У Бунимовича на скуле наливался багровый кровоподтек, а у
Никифорова была разбита рука.
Он налил в стакан минералки и сказал:
— Зато мы знаем, как они выглядят. И знаем, что их
много.
— Четверо, — поддакнул Бунимович.
— Пятеро, — поправила Полина, придерживая
свободной рукой голову, чтобы она не рассыпалась на кусочки. — До этого я
видела троих, и в магазине на меня напали еще двое.
— Это какое-нибудь тайное общество! — сделал вывод
Костя. — Какая-нибудь подпольная организация. Какая-нибудь «Азазель».
— Что они имеют против меня? — проскрипела Полина,
свесив ноги с кровати и обнаружив, что ее сарафан помялся так, будто на нем
плясал слон.
— Мы купили тебе халат, — сообщил Никифоров,
заметив ее испуг.
— И тапочки, — подхватил Костя.
— Белые? — уныло спросила она.
Они купили ей не только халат и тапочки, но и еще какую-то
одежду, которую выбирала продавщица. Бунимович двумя руками показывал, какой
толщины и высоты Полина, а продавщица, нервно облизывая губы, выхватывала из
ряда висящих на плечиках нарядов то один, то другой. Потом они принесли в
обувной магазин старенькие Полинины босоножки. Радостные девушки, взяв их на
изготовку, разбежались по залу, после чего насовали им в пакет дюжину
разномастных коробок.
— Никогда не покупал столько обуви сразу, —
признался Никифоров.
— Ты что, жениться на ней собрался? — спросил
Костя, уверенный, что дело этим и кончится.
— Я?! — вспетушился тот. — Если я женюсь
второй раз, можешь смело объявлять меня недееспособным и сдавать в сумасшедший
дом.
Полина выпила еще минералки, утерла губы тыльной стороной
ладони и спросила:
— Вы купили мобильный? Я хочу позвонить тете Мусе.
— Купили! — Костя немедленно сорвался с места и
притащил маленький телефончик.
— Кстати, какой сегодня день? — спросила
Полина. — Вчерашний или уже завтрашний?
— Ты отключилась всего на несколько часов, —
успокоил ее Никифоров. — Тебе удалось сломать шприц, поэтому нападавшие не
успели ввести в тебя все, что в нем было.
— А что в нем было? — немедленно поинтересовалась
она.
— Наверное, снотворное.
— Наверное? Вы не знаете точно? Вы что, даже не вызвали
для меня врача? — обиделась она.
— Зачем? — Никифоров пожал плечами. —
Совершенно ясно, что они не собирались тебя убивать. Только пугали.
— Кому это совершенно ясно? — подал голос Костя.
— Мне, — коротко ответил Никифоров и велел:
— Диктуй номер тети Муси.
Полина продиктовала и тут же обеспокоилась:
— А что, если она уже спит?
— Ничего, поговоришь с Эдиком, — ответствовал
Андрей.
Эдуарда никто и никогда не называл Эдиком. По крайней мере,
она не слышала. Сын тети Муси как раз и подошел к телефону.
— Пелагея! — раздался в трубке его взволнованный
голос. — Куда ты подевалась?! Твой сосед по даче сообщил, что ты сгинула в
каком-то отделении милиции. Зачем тебя туда понесло?
— Я заявляла о том, что на меня напали, —
пробормотала Полина. — А… А вы были в квартире Люды?
— Мы были, — коротко ответил Эдуард. —
Квартира пустая. Но это не главное. У нас очередная плохая новость — Людмила
пропала.
— Как? — ахнула Полина, и Никифоров немедленно
прислонил свою щеку к ее щеке, чтобы слышать все, о чем говорит ее родственник.
Щека запылала, словно нагретая жарким солнцем. Почувствовав
этот жар, Андрей немедленно забыл, зачем прижался.
— Мамуле позвонила подруга Людмилы, некая Наташа
Скворцова. Они вместе работают в клинике.
— Ах, — прошептала Полина. Было непонятно, к чему
относится это «ах», к тому, что говорит Эдуард, или к тому, что Никифоров так
близко.
— У этой Наташи в Болгарии живет подруга. Бывшая
одноклассница, которая вышла туда замуж. То есть в Болгарию, — пояснил он,
потому что Полина не подавала признаков жизни.
— И что? — пискнула она, почувствовав, что он ждет
от нее какой-нибудь реакции.
— Наташа собрала для нее посылочку и попросила Людмилу
передать; Одноклассница встречала ее в аэропорту.
— Ну? — спросила Полина с придыханием.
— Ну и она не прилетела.
— Как? — испугалась Поля. — И она тоже?
— Ясно, что с ними обоими что-то случилось, —
подвел итог Эдуард. — И с Людмилой, и с Максимом.
— Телефон Наташи Скворцовой, — одними губами
сказал Никифоров прямо Полине в щеку.
Ее сердце повело себя так, как если бы его хозяйка рискнула
прокатиться на американских горках — сначала зависло в пустоте, а потом ухнуло
вниз.
— Дай мне телефон Наташи Скворцовой, — выдавила
она из себя.
