— Негуса нагаст Аксумского царства — один из главных в мире библиофилов. Его отец, царь Калеб, собрал в своем дворце в Аксуме самую большую библиотеку к югу от Александрии. Если честно, я не думаю, что сам Калеб на самом деле прочитал какие-то из тех книг. Но к тому времени, как принцу Эону исполнилось пятнадцать, он прочитал их все. Я помню, как он приехал в Рим и проводил много часов с моей подругой Ириной Макремболитиссой, а она является величайшим в мире библиофилом…
Антонина замолчала, уставившись на девушку напротив нее. И снова ей на глаза навернулись слезы, когда она вспомнила подругу, которую, как думала Антонина, она никогда больше не увидит.
«О Боже, дитя, как ты мне напоминаешь Ирину».
Воспоминание помогло принять решение. Воспоминание о другой женщине — умной, быстро соображающей, активной, чьи жизненные планы и вся жизнь так много раз расстраивались и менялись из-за необходимости вести себя и действовать так, как от нее ожидали другие.
«Черт побери. У нас тоже есть души».
— Ты будешь счастлива, Рукайя, — предсказала Антонина. — И тебе никогда не будет скучно, я обещаю, — И снова Антонина смахнула слезы, и снова рассмеялась. — Не как жена этого человека! О, нет! Ты будешь вести учетную документацию царя царей, Рукайя, и писать его письма. Он строит империю и ведет войну с сильнейшей империей в мире. Думаю, достаточно скоро ты будешь мечтать о возможности немного поскучать.
Наконец лицо напротив нее стало только лицом молодой девушки. Девственницы, едва шестнадцати лет. Скромной, беспокойной, неуверенной, раздираемой опасениями, готовой, любопытной — и, конечно, жаждущей перемен.
— А он?.. Он будет?.. — Рукайя искала слова и запиналась.
— Да, ты ему понравишься. Да, он будет добрым. И да, он принесет тебе много удовольствия.
Антонина встала и подошла к ней. Она взяла лицо Рукайи в ладони и посмотрела в глаза девушке.
— Поверь мне, ребенок. Я очень хорошо знаю царя Эона. Отбрось все сомнения и страхи. Тебе понравится быть женщиной.
Теперь Рукайя светилась от счастья. Как невеста.
Глава 21
Гармат совсем не светился от счастья, когда впервые увидел Рукайю.
— Она слишком тощая, — пожаловался он. Гармат стоял на почетном месте на нижних ступенях перед входом во дворец. Он повернул голову и прошипел ей в ухо: — О чем ты думала, Антонина?
Настроение Антонины немного портила жара. Она совсем не испытывала наслаждения, стоя под открытым солнцем Южной Аравии в тяжелых официальных одеждах. Поэтому на мгновение римского посла сменила девушка, выросшая на суровых улицах Александрии.
— Да мочилась я на тебя, старый пердун, — прошипела она в ответ. Потом, вспомнив о своем долге, Антонина смилостивилась. — Я проверила историю семьи, Гармат. Все женщины — стройные и у них никогда не возникало с этим проблем. Мать Рукайи…
Последовал краткий урок истории. Скорее, не очень краткий. Антонина ожидала, что вопрос встанет, и проверила рассказ Рукайи более тщательным собственным расследованием. К счастью, девушка не приукрашивала правду. На протяжении многих поколений, на которые простиралась память рода, что типично для арабских племен, только две женщины умерли при деторождении. В те времена это считалось показателем лучше среднего.
Когда урок истории со всей торжественностью и римской официальностью закончился, вернулся ребенок с улиц Александрии.
— Поэтому мочилась я на тебя с головокружительной высоты, старый пердун.
— Хорошо сказано, — послышался шепот Усанаса. Бывший давазз — ему все еще не присвоили официального титула — стоял прямо за ними, на более высокой ступеньке.
Антонина на четверть повернула голову и слегка склонила ее набок.
— Ты не беспокоишься? — прошептала она через плечо. И добавила кисло: — Я ожидала, что все мужчины в радиусе пятидесяти миль будут меня ругать за этот выбор.
На мгновение мелькнула светящаяся улыбка Усанаса.
— Какая чушь. Это все из-за столкновения с цивилизацией и ее декадентскими путями. Мой народ, настоящие варвары, никогда не расстраивается по такому вопросу. Женщины просто рожают в поле, как антилопы и львицы.
Гармат, все еще с натянутым лицом, снова начал ворчать. Теперь он сам читал лекцию, по естественной истории. Объяснял римской женщине с птичьим умом и необразованному дикарю из племени банту разницу между трудностью, с которой большой человеческий череп проходит через узкие родовые пути, и легкостью, с которой глупые животные практически без усилий…
Он замолчал и напрягся, потом стал полностью неподвижен. Царь царей наконец выезжал на площадь перед дворцом, где ждали его невеста и сопровождающие ее лица.
Это был впечатляющий выход. Даже после многих лет наблюдения за императорской римской помпой, Антонина смогла его оценить. Как правило, аксумиты не особо уважали формальности. Но если требовал случай, они бросались в дело с дикостью и силой людей, которых сформировало величие Африки,
Перед Эоном шли танцоры, облаченные в шкуры леопардов и накидки из перьев страуса. Они прыгали и извивались под ритм больших барабанов. Барабанщики были одеты менее ярко и цветисто. Они облачились в многослойные замшевые тоги, которые являлись обычным костюмом аксумитов, живущих на возвышенностях. Но эта замша специально предназначалась для церемоний. Материал был богато украшен слоновой костью и заклепками из черепашьего панциря.
За танцорами и барабанщиками шла церемониальная стража Эона. Она состояла из офицеров его полка и насчитывала гораздо большее количество людей, чем обычно. Эона приняли три полка, а не традиционный один, и все три присутствовали. Вахси, Афилас и Сайзана, командующие сарвами Дакуэн, Лазен и Хадефан, вели процессию.
Здесь снова проявлялась более типичная для Аксумского царства практичность. Да, на солдатах были головные уборы из страусиных перьев, причем более крупных размеров и более изысканные, чем они когда-либо надевали в битву. Но оружие и легкие доспехи оказались теми же практичными и утилитарными приспособлениями, с которыми аксумская армия выходила на поле брани.
Солдаты находились там не столько для того, чтобы защитить своего царя от наемных убийц, а чтобы напомнить большой толпе, заполнившей площадь, простую истину: после того как все сказано и сделано, Аксум правит копьем. Не забывайте об этом.
Однако, изучая толпу, Антонина не могла найти ни следа негодования в море по большей части арабских лиц. Несмотря на всю свою любовь к поэзии, люди пустыни не имели склонности к полетам фантазии, когда дело касалось политики. Они знали: эти правители будут править. Это данность. А раз так, то лучше иметь сильное и надежное правление. Это также делает возможным — только возможным — и справедливое правление.
Антонина решила, что правильно поняла толпу. Все лица, которые она видела, выражали только удовлетворение и удовольствие. Люди наслаждались грандиозным зрелищем, и ничем больше. Меры, которые предпринял Эон, концессии, которые он предоставил Хиджазу, даже больше, чем его мягкость по отношению к мятежным бедуинам, смирили Южную Аравию с правлением Аксумского царства. Антонина подумала, что бракосочетание, которое должно сейчас состояться, завершит работу. Арабы славились как своими торговыми способностями, так и своей поэзией и непрекращающимися политическими склоками. Они умели распознать хорошую сделку.
