К Илне вернулось зрение, хотя голова кружилась и гудела, а перед глазами мелькали круги. От боли накатывала тошнота. Ее вырвало, и горло нещадно саднило.
Шесть Чешуйчатых людей сидели на корточках на палубе, образуя круг. В середине круга посреди подноса с песком стоял небольшой сосуд. Видимо, простейшая жаровня, использование которой было безопасным на корабле.
Судно слегка раскачивалось на медленном потоке. Рея была поднята, парус повис на ней. Илна не видела планшира, но крики сов в ночи давали понять, что они еще плывут по реке.
Чешуйчатый в повязке на голове из красно-зеленого шелка высыпал щепотку порошка из алебастрового сосуда прямо в огонь. Повалил пурпурный дым. Чудовище добавило еще порошка под пение своих приятелей. Теперь дым отливал оранжевым, хотя порошок был из того же сосуда.
Чешуйчатые запели громче. Они поднялись на ноги, взялись за руки и начали нелепый танец вокруг жаровни.
Языки пламени стали собираться вместе, образуя многоголовую гидру. Она вращалась по часовой стрелке, против движения танцующих.
Колонна огня зашевелилась, стала терять очертания. Судно задрожало. Илна подумала, что они встали, но по звездам в ночном небе догадалась: нет, они продолжают плыть. По телу побежали мурашки, еще сильнее, нежели при пробуждении от забытья.
Корабль окутал дым. Илна вдыхала сухой, немного душный, но отнюдь не отвратительный запах.
Чешуйчатые продолжали кружиться в тумане, поднимая и опуская руки под мерный ритм напева. В небе сверкали яркие звезды.
Корабль качнуло. От этого движения на Илну накатила новая волна тошноты. Она решила, что сейчас они опрокинутся. Попыталась сесть, но лодыжки и запястья были связаны за спиной. Ей удалось развернуться лицом к иллюминатору, но ничего не было видно.
Через все небо прошла полоса деформации. Что-то, холодное, как лезвие ножа, коснулось сознания Илны, а потом исчезло, прежде чем из уст ее вылетел пронзительный крик.
Туман рассеялся. Судно снова вздрогнуло. Небо теперь имело странный вид: Илне не удалось найти ни одного привычного созвездия.
Что-то бормоча друг другу, Чешуйчатые разворачивали парус. Они работали слаженно — настоящие моряки, даже одежда выдает бывалых морских волков.
Илна не ощущала вообще никакого ветра. Странно, но еще одна пара Чешуйчатых разворачивала маленький треугольный парус на фок-мачте. Для чего?
Море слабо светилось бледными оттенками зеленого и желтого.
И вокруг его окружали острые шпили скал. Некоторые возвышались на сотни футов, другие — куда меньше, напоминающие клыки каких-то невиданных чудищ. Самые высокие имели полого срезанные вершины и напоминали металлические гвозди, какими пользовались в деревушке Барка.
Корабль шел подозрительно тихо и гладко. Вокруг водореза собиралась пена, образуя небольшие водовороты.
Чешуйчатый человек на веслах снова запел. Его голос звучал таким же жабьим кваканьем. Человеческому горлу ни за что не издать подобные звуки.
Корабль плыл вперед, унося Илну сквозь сумрак. Она была связана слишком сильно, чтобы суметь добраться до веревок, но путем попеременного напряжения и расслабления мышц сумела ослабить узлы.
Все на свете имеет свой узор. И Илна нашла тот узор, который освободит ее. То, что произойдет далее, будет зависеть от обстоятельств, но образ в ее сознании запечатлел шесть медленно стягивавшихся узелков.
21-й день месяца Цапли
Дорога была вымощена бревнами, но многие из них успели прогнить, так что ноги Кэшела то и дело проваливались в щели. Все равно что идти по глубокому снегу. Жесткая кора, словно снежный наст, цеплялась за ноги, мешая идти. Голени уже начали кровоточить.
— О, госпожа Богиня, благодарю Тебя! — кричала Ария, радостно воздевая к небу руки. — О, прости меня, глупую, что так долго не понимала Твоих планов!
Принцесса и Захаг были легче, поэтому проходили свободно, но вес Кэшела мешал ему изрядно. Кэшел велел спутникам идти вперед, как только началась эта дорога, проложенная через трясину. Ария отставала. Кэшел уже решил подтолкнуть ее, как только снова остановится. А уж какое место попадет ему под руку — неважно!
Эти вопли радости казались ужасно неуместными, как и воздетые к небу руки. Кэшел не выдержал и спросил:
— Что ты поняла, госпожа? А главное, пошевеливайся.
Ария обернулась и порывисто обняла Кэшела за шею.
— Я поняла, что ты проверяешь меня, дурачок! Как Терпеливую Музиру!
— Вроде бы, солнце припекает не так уж сильно, так что напечь ей голову не могло, — проворчал себе под нос Захаг. — Видно, ее укусило какое-то насекомое, вот она и бредит.
Примат начал искать яйцо в гнезде на ветке растущего вдоль дороги дерева. А может, он искал личинки жуков, подумалось Кэшелу, ведь его мохнатый друг весьма неразборчив в пище.
Он осторожно отцепил от себя руки принцессы. Может, примат и прав насчет нее, но следов укусов на нежной коже не видать.
— Лучше пойдем дальше, — как можно спокойнее произнес он.
— Конечно, мастер Кэшел, — проговорила Ария. Она попыталась присесть в реверансе. Ее правая нога при этом попала на бревно, которое уже прогнулось под весом Кэшела. Она застряла между разломившейся древесиной и погрузилась в болотную воду, кишащую пиявками и прочей живностью.
Выражение лица Арии медленно менялось от потрясенного и испуганного до разъяренного — а потом на нем заиграла ослепительная улыбка. Кэшел был просто поражен. Он поднял девушку и вытащил ее из ямы. Она почесала ногу и обтерла облепившую ее жижу.
— Конечно, госпожа Богиня, — сказала Ария, обращаясь к голубому небу. — Я понимаю, испытание продолжается.
Она дотронулась до щеки Кэшела — он на мгновение перепугался, что сейчас получит от нее поцелуй — и, танцуя, побежала по дороге. Кэшел покачал головой и тоже двинулся следом.
В стоячей воде что-то шевельнулось. Кэшел обернулся на звук. В обычном болоте с таким звуком выходят пузыри болотного газа. Здесь же его взору предстало чудовище с человеческими руками, тело которого представляло собой огромное яйцо с нарисованными на нем чертами лица. Существо оскалило треугольные клыки, ухмыляясь, словно человек после сытной трапезы.
Кэшел вздохнул. Никто не запрещает существовать уродам, особенно в этих краях. Если существо выползет на дорогу, Кэшел заодно и узнает, лопнет ли его «скорлупа», как яйцо. Но никто не стал нападать.
Захаг спрыгнул с дерева и побрел в сторону Кэшела. Примат был их фуражиром, снабжая пищей, где только мог ее найти. Глаз у него был куда острее, чем у Кэшела, а плоский нос отлично чуял грибы и фрукты.
То, что Захаг считал «отменно» вкусным, часто вовсе не прельщало Кэшела, а уж Арию и подавно — к примеру, лакомиться личинками принцесса отчего-то упорно отказывалась.
