Алекта взглянула на Илну и переложила нож в правую руку. Ее лицо было напряжено до предела.
Илна намотала освободившуюся веревку на руку и, потянув за второй конец, развязала петлю. Глаза дикарки чуть не вылезли из орбит. Алекта умела использовать арканы и силки, но никогда не видела, чтобы с ними обращались так искусно.
Уловив взгляд дикарки, Илна и без слов поняла, что ее действия вызвали восхищение спутницы. Девушка слегка улыбнулась и привязала веревкой себя и Алекту к балке. Затянув веревку потуже, Илна, вместо того чтобы завязать узел, расплела свободный конец — на случай, если понадобятся нитки.
От Алекты, сидевший совсем близко от своей подруги, распространялся ужасный запах кожи и шерсти, но Илне пришлось с ним смириться.
Входная дверь отворилась, и в зал следом за паланкином, в котором сидели жрецы в черных и белых одеждах, вошли молящиеся. Процессия направилась в центр храма. Все пели гимн, и его слова напомнили Илне строчки из заклинаний Теноктрис, но эти люди не вызывали у нее того доверия, каким пользовалась старая волшебница.
Глаза Илны сузилась — она поняла, что в храме отсутствует статуя с изображением Госпожи. Что же тогда это за храм?
С того места, где она сидела, девушке было отлично видно, что среди священников, как, впрочем, и среди следующих за ними верующих, наблюдается примерное равенство мужчин и женщин. Они не прекратили свое пение и тогда, когда молящиеся заполнили весь зал. Два главных священника несли в руках накрытые крышками плетеные корзины.
Служители храма расположились у самой воды. Сверху их одежды казались белыми пятнами, будто ряд кольев, сливающихся в дымке всплошную полосу. Верующие медленно двигались вокруг кольца из священников.
Люди продолжали прибывать. Илна уже перестала их считать, но не сомневалась, что молящихся раза в два больше, чем жителей в деревне Барка. Они стояли вокруг пруда, возле колонн и, видимо, даже в коридоре — со своего места девушка не могла видеть всех.
Алекта наблюдала за происходящим, словно голодный ястреб за цыплятами. Несмотря на полоски краски на ее лице, Илна заметила, что дикарка хмурится, едва сдерживая злость.
Луна на небе стояла в зените, отражаясь на водной глади через дыру в центре купола. Наконец в зал вошли последние верующие. Сторож храма, сильный и крепкий мужчина с мечом на поясе, закрыл за ними бронзовые двери.
Священники встали по обе стороны пруда друг против друга и одновременно сняли крышки с круглых плетеных корзин. Молящиеся продолжали петь. Илна часто заморгала и принялась пристально вглядываться в происходящее. Нескончаемый гимн раздражал ее все сильнее.
Священники достали из корзин по связанному кролику, будто приготовились нести их на рынок. Один был черным, другой белым. Животные верещали от страха, издавая звук, похожий на крик новорожденного ребенка, отчего некоторые женщины сбились со слов гимна.
Губы Илны плотно сжались. Она поняла, что должно произойти. Девушка и сама раньше убивала домашнюю птицу, делая это без тошноты и колебаний, как любая хозяйка, каждый день стряпающая еду для домочадцев. Но кролики в корзинах священников не предназначались для домашних обедов. Жертвоприношение — древний ритуал, выполняемый жрецами, вот что означали их действия. У Илны это вызывало отвращение, как и люди, принимающие в нем участие.
Пение стало монотонным, слова гимна звучали как один протяжный звук. Голоса отдельных верующих слились в единый призыв такой силы, что смогли бы растопить зимний лед на мельничном пруду.
Опустившись на колени, жрецы достали ножи. В стальных клинках отразился лунный свет. Черная кровь брызнула в воду. Илне показалось, что луна стала чуть ли не вдвое больше.
Кто-то вскрикнул. Но хор продолжал греметь, будто весенний гром. До этого отражавшийся в воде лунный свет бил девушке прямо в глаза. Небо потемнело, а на том месте, где только что был пруд, сияла луна.
Илне приходилось все время держаться за балку, и у нее затекли мышцы. С трудом повернув голову, девушка посмотрела на Алекту. Губы дикарки шевелились, но Илна не поняла, что та шепчет: проклятие ли, молитву или заклинание.
Голоса молящихся звучали уже немного хрипло, но те не только не останавливались, но и, казалось, запели с еще большим воодушевлением.
Что-то непонятное возникло в воздухе над луной. Яркая вспышка магического света плавно перетекла в некий голубой нимб. Зал наполнился громкими заклинаниями, жрецы, размахивая ножами в такт пению, делали надрезы на своих руках. Капли крови не стекали вниз, а образовывали в воздухе подобие арки, кольцом опоясывавшей луну.
Три объятые серым мерцанием фигуры материализовались из нимба и принялись раскачиваться в ритме пения.
В голове у Илны стоял такой туман, будто она от испуга проснулась среди ночи. Лицо Алекты застыло от ужаса. Ее губы пытались что-то произнести, но эти звуки значили не больше, чем шипение раздавленной змеи.
Конусообразные тела явившихся существ, с плоскими, как у рептилий, головами, были прозрачны. Конечности представляли собой щупальца с клешнями на концах.
Таких существ могло породить только вечное Зло, такое же древнее, как море и солнце. По залу распространились волны нечеловеческой жестокости и ненависти, вызывающие у присутствующих ощущение серого липкого страха. Пение еще некоторое время эхом раздавалось под куполом храма, потом все стихло. В тишине Илна услышала тихий голос своей спутницы:
— Свора! Это они!
Три фигуры бесшумно растворились в воздухе и исчезли так быстро, как, вильнув хвостом, уходит на дно водоема рыба. Илна скорее почувствовала, нежели услышала негромкий треск от вспыхнувших голубых искр. Свора пропала. Тут же на небе вновь появилась луна, отражаясь, как и прежде, от водной поверхности пруда.
Тушки несчастных животных тоже куда-то исчезли; лишь кое-где виднелись пятна крови.
Храм наполнился вздохами, радостным шепотом и возгласами облегчения. Как только верующие поняли, что Свора исчезла, напряжение немного спало. Молитва отправила мерзких тварей обратно, туда, откуда вызвала, возможно, даже в Ад, но люди, пережившие животный страх при их появлении, до сих пор не могли прийти в себя от потрясения.
Алекта говорила, что лишь безумцу могла прийти мысль выпустить Свору на свободу. С данным заявлением дикарки Илна была полностью согласна.
Сторож настежь распахнул двери, выпустив наружу спертый воздух, смешанный с флюидами страха и напряжения. Верующие торопливо устремились к выходу, в панике подталкивая друг друга. И если в храм люди входили, распевая гимн, то сейчас у них уже не осталось желания притворяться и что-либо изображать. Это была не религия, а магия, призывающая в существующий мир обитателей Преисподней, и только что принимавшие в ней участие прихожане стремились вернуться в свои дома и постараться забыть увиденное.
Жрецы, перешептываясь между собой, двинулись следом за верующими. Они не показывали прихожанам свой страх, но желали покинуть храм не меньше. Мужчины, приносившие в жертву животных, сами подняли и убрали тушки убитых кроликов в корзины, не оставляя это прислуге.
