Элоиза подняла руку к губам, словно пытаясь спрятать смешок.
– Хол, тут нечего прощать! Слова прозвучали как отпущение.
Она оторвалась от стены и заспешила к двери. Оглянулась.
– Прощай, Хол, – мягко произнесла девочка. Холлидей вскочил из-за стола и бросился к ней, обегая свой непомерно большой стол.
– Элоиза! – закричал он и увидел, как она толкнула дверь, услышал быстрый перестук шагов, но когда он выглянул, длинный пролет лестницы был уже пуст, она исчезла.
Холлидей долго, наверное несколько часов, сидел в кресле, разглядывая громадный дуб на стенном экране и перебирая в уме все, что рассказала ему Элоиза, все, что всплыло в памяти о событиях того страшного года. В конце концов он задремал, ему снились сны, а потом внезапно проснулся.
Была глубокая ночь. Холлидей снова решил сварить кофе. Занимаясь с кофеваркой, он выглянул в окно и заметил на площадке пожарной лестницы какой-то ворох. Встав коленями на диван-честерфилд, он поднял раму и, не веря глазам, разглядывал съежившуюся фигуру, закутанную в полиэтиленовую пленку большого пакета, которая служила весьма слабой защитой от проливного дождя.
Из-под пленки высунулась маленькая головка.
– Мистер Холлидей, – сонно произнес полудетский голос.
– Кейси? Господи, что ты здесь делаешь? Она села и потерла глаза.
– Меня выбросили из комнаты, где я жила, Хол, – объяснила она. – Мне некуда идти. Вот я и подумала, хоть от дождя спрячусь.
– Господи, но ведь там мороз!
– В пакете не холодно.
– Ты совсем промокла.
Девчонка пожала плечами, улыбнулась. С ее истощенного серого личика стекали струйки дождя.
– Зайди ко мне и обсохни. Ты можешь здесь переночевать. Он подал ей руку, втянул в комнату и захлопнул окно.
Дождь и ветер остались снаружи. Она подошла к камину, и стало видно, что на ней нет ни единой сухой ниточки.
– Кейси, у тебя нет другой одежды?
Она указала на пакет, где скрывался насквозь промокший сверток.
– Я дам тебе что-нибудь сухое. И полотенце.
Он принес из спальни рубашку Барни и свой старый пиджак. Пока она вытиралась перед камином, он отправился в ванну и сполоснул лицо, смывая с себя усталость и боль.
Когда Холлидей вернулся в комнату, Кейси, протянув руки к камину, притулилась на краешке честерфилда. Ей, должно быть, лет тринадцать-четырнадцать, подумал он. Но в этих, слишком больших для нее обносках, она выглядела лет на десять, не больше.
Холлидей налил ей кофе и уселся в кресло.
– Послушай, ты можешь переночевать в соседней комнате. Я работаю до девяти.
– Мне надо в восемь быть уже на работе в палатке, – отозвалась она.
– Завтра мы подыщем тебе жилье, о'кей?
Она кивнула и подняла к губам большую кружку, которая сразу закрыла все худенькое лицо. Когда девочка опустила кружку, Холлидей увидел, что она плачет.
– Мне так жалко Барни, – всхлипнула она.
– Да, Кейси, нам всем нелегко. Он был парень что надо. Она подняла на него заплаканные глаза:
– И Ким… Почему Ким ушла? Холлидей пожал плечами.
– Она сказала… – Холлидей замотал головой. Боль последнего разговора снова вернулась и сдавила сердце. Он так просил, умолял ее не уходить! – Сложно это все, Кейси, – наконец проговорил он. – Видишь ли, я ее обманул, а она не смогла простить.
Девочка в недоумении пожала плечами:
– Но ведь вы любите друг друга!
– Конечно. – Он грустно покачал головой. – Она сказала, мы должны пройти испытание. Я по-прежнему с ней встречаюсь. Надеюсь, все еще наладится.
Девочка понимающе кивнула. Они помолчали. Холли-дей налил еще две чашки кофе.
– Хол, – тихонько позвала девочка, – можно я останусь здесь и поговорю с тобой, пока не придет следующий клиент?
Холлидей улыбнулся.
– Почему бы и нет? – весело отозвался он. Общество ему не повредит. Ночная смена – собачья вахта, кругом тишина и покой. Он откинулся в кресле и стал разглядывать огромный дуб на экране.
Снаружи за окнами по-прежнему стучал дождь.
