Трибунал — великан, да карлик конвой.
Свеча с потолка — это бог с тобой!
Прямо, направо? Алёша остановился, недоуменно моргнул. Зачем направо, он же по Сумской, по главной улице идёт, воздухом весенним дышит. Для чего сворачивать?
Костомаровская…
Не удержался — поглядел. Улица, как улица, дома-«сталинки», льда со снегом почти нет, зато грязи полно. Не убирают, поди.
Аптеки не видать — далеко, почти за три квартала. Смотреть и там нечего. Ремонт делать не стали, заколотили почерневшие окна, дверь наглухо забили. Была аптека — склепом стала.
Лисиченко Ольга Ивановна. Оля…
Сцепил зубы Алёша, вперёд шагнул, направо не глядя. Да, да, да! Помнит, не забыл, ещё не один раз вспоминать придётся. Только не думай, Оля, что меня остановишь! Не последняя ты, и не единственная. Дружок твой — мент, которого ты в неурочное время обслуживала, не вспоминается, ни именем, ни лицом. И прочие не будут. После победы Фонд памяти жертв демократии учредим — имени Ольги Лисиченко. Хватит с тебя?
Вновь поправил Алёшу суровый товарищ Север. Рано загадывать, сперва победить нужно. Выборы завтрашние — цирк, прав Иван Иванович. Проигравшие, клоуны манежные, завопят, пересчёта голосов потребуют, выпихнут народец на площади. А где люди, там всякое случается. Бомба взорвётся, пистолет не вовремя выстрелит… Профессор не зря предупреждает!
Чужой патруль у моих ворот
Чужой козёл да на мой огород
Идут, идут по моим городам
Самбайну-Дарга, Монгол Щуудан
Вновь остановился Алёша, двинул плечами. Ну её, песню эту, напророчит ещё! Монгол Шуудан едва ли наведается, а вот браться с севера, что дизеля проверяют, очень даже могут. Для них Украина — выдумка графа Стадиона, «историческая химера». Есть в песне рациональное зерно, не одно даже.
Петля — река, берега — капкан.
Наверняка да не по ногам.
Лежал снежок да водицей стал
Не зря дружок сапоги топтал
Ещё шажок, и горит бензин
Не зря дружок да погоны носил
Пока, пока да играйте отбой
Свинья с потолка — это я с тобой!*
* [Стихи Бориса Смоляка]
Если чужой патруль у ворот, неплохо о дружке озаботится, который бы и погоны носил, и сапоги топтал. В этом деле ни Джемина-баскетболистка не поможет, ни Ева, ни мудрый Профессор, ни упрямый шотландец мистер Ричард Макферсон…
А кто поможет?
* * *
— Скажите, этот троллейбус до Неотложки? До Четвёртой горбольницы? А какой? Понял, спасибо.
Дорожка 18 — «Варяг» («Плещут холодные волны»)
Музыка Ф. Богородицкого, слова Я. Репнинского.
Исполняет хор Валаамского монастыря.
(7`08).
«Минорный» вариант истории знаменитого крейсера. В своё время песня очень нравилась знаменитому фантасту Ивану Ефремову. И не зря. Сразу видно отличие немецкого «оптимистического» («бодряческого», по словам Ефремова) варианта с «Наверх вы, товарищи» от российского. Мысль проста — радоваться нечему и надеяться не на что. «Чайки несутся в Россию, крики их полны тоской».
Шёл Алёша в Четвёртую городскую больницу, на праздник попасть думал. Отчего бы и нет? Весна, теплынь, дела против Десанта прекратили, Хорста завтра-послезавтра выпишут. За такое дело он бы и торта съел, и коньячку хлебнул. Много ли в жизни положительных эмоций?
Зашёл в палату — нет Игоря, пуста койка. Первая мыслишка — выписали, вторая…
Вторую, верную, соседи, товарищи по несчастью, подбросили. Не выписали десантника, в коридоре он. Разминулся с гостем.
Алексей поглядел на тумбочку у кровати. Ни торта, ни коньяка, только апельсин, один-одинёшенек… В коридоре, значит?
Вышел из палаты — и носом к носу.
— Игорь, привет!
— Привет…
Нерадостно получилось.
Посмотрел Алёша на славного героя Хорста Die Fahne Hoch, но уже внимательно. Рука на перевязи, щеки небритые, в глазах…
Осторожно под локоть взял.
— Рассказывай!
Мотнул головой Игорь, дрогнул широкими плечами:
— Рассказывать… Что рассказывать, Алексей? Выгнали меня из Десанта. Понимаешь? Реально турнули!..
Открыл рот Алёша, дабы изумиться вволю (Хорста?! Да за что?!). Подумал чуток, вернул челюсть на место. Не то странно, что выгнали, удивительно, что только сейчас.
Вот тебе и тортик с коньяком… Реально.
— …Столковались они, прокуратура с ментурой — и командиры наши. Мол, дело закроем, только вы своих хулиганов подальше спрячьте. Спрятали… Меня — и ещё четверых. Тебя тоже выгнать потребовали, думали, ты главный заводила. Смешно, обхохотаться… Нет, Алексей, я не такой наивный, не думай, с самого начала понимал. Политика, блин, искусство возможного, как Женин Профессор говорит. Реально! Но все-таки… В Десант пацаном вступил, ещё в интернате. Вроде, из дому выгнали.
В палату не вернулись — пристроились возле коридорного окна. Тихо, пусто, не мешает никто, из форточки — воздух тёплый, весенний. Благодать…
— …Пришёл наш старшой прямо в палату, а при нем — холуёк с папкой. И сразу в лоб: вот бумага, вот заявление. Можешь готовое подписать, можешь своё изобразить, если правая рука слушается. А холуёк грамоту филькину достаёт, и «паркер», блин, с пером золотым. У тебя, Алексей, «паркер» имеется? Вот и я о том. Зажрались, отцы-командиры, прямо как депутаты, противно. Небось, когда товарищ Север… Когда Семён горотдел оприходовал, сами испугались. Как бы чего реально не вышло, блин!.. Как подписал я, старшой и предлагает: запишись пока в «Отечество и Порядок», там спец по безопасности требуется.
Игорь сжал кулак, хрустнул костяшкой, вниз, за окошко посмотрел. И Алёша посмотрел, хоть и не на что. Двор асфальтовый, серые верхушки деревьев, сараи с крышами чёрными, под толем.
«Рад познакомиться, Алексей. Если согласны с нами — приходите в гости. Не согласны — тем более приходите…» Неглуп Геббельс-Лапчинский, с разбором кадры подбирает! Его пример — другим наука. Не правда ли, товарищ Север?
Алёша кашлянул, чтобы смущения не показать. Всегда трудно, если в первый раз, даже целоваться с одноклассницей. А уж вербовка личного состава!.. С Джеминой получилось, но там без него начинали, на готовое подоспел. И Хорст Die Fahne Hoch — не очкатая баскетболистка.
Ладно!
Вновь кашлянул…
— К нацистам зовут, значит? Пойдёшь?
Поморщился Игорь, руку на перевязи поправил.
Задумался.
— Нет, не пойду. Только… Ты говоришь, нацисты. И Профессор так считает. С Десанта, мол, начнётся, но и малиновыми не кончится — коричневые подоспеют. А я программу видел — этих, из «Отечества и Порядка». Никакого нацизма, никакого расизма, сплошная тебе дружба народов. Реально!
