Она кивнула.
— Иди сюда. Мне надо тебе что-то показать.
— Что именно?
— Каким образом взаимодействуют человек и модель. Садись рядом.
Ингрид взяла лист бумаги и карандаш, нарисовала нечто, напоминающее два гриба, обращенных шляпками друг к другу.
— Это нервно-мышечный синапс, с помощью которого сигнал из головного мозга передается на мышечное волокно, и мышца сокращается. Эта часть — мембрана нерва, это — рецепторы мышечного волокна, между ними — синаптическая щель, — объясняя, она косилась на него, словно прикидывая, понимает он или нет. — Сигнал — возбуждение — передается при помощи изменения заряда мембран по обе стороны синаптической щели. По сути, это электричество. Для взаимодействия оператора и модели нужно, чтобы сигнал от нервных клеток оператора перешел на рецепторы мышц модели. Тут понятно? — она посмотрела на него выжидающе, смешно закусив губу.
— Понятно, — кивнул Маард. Ему действительно было понятно. Не настолько он туп, насколько ей кажется.
— Смотри дальше. Нейроадаптер выполняет функцию этакой синаптической щели между оператором и моделью. То есть улавливает сигнал от человека и возбуждает необходимые для выполнения движения участки нервной системы модели. Нейроадаптер — это комплекс наномашин, которые вводят в организм модели. На них нанесены специфические вещества, поглощаемые тем или иным видом тканей. Это позволяет нам направить необходимое количество нейроадаптеров в нужную зону мозга.
— Так, вопрос: адаптеры вживляются только моделям? Или этими штуками нашпигованы и люди? — перебил он ее.
— Нет, это только для животных. Передача с оператора идет через соп-сьют. Честно — не знаю, как он устроен, тут проектировала не я. Но получается, он улавливает нервный импульс и в виде электромагнитной волны транслирует его на комплексы нейроадаптеров. Своего рода незримый мостик перекидывает. Одно «но»: работает это только на сильных эмпатах. Вроде тебя.
— Как я понимаю, на зверье это не испытывали? — снова уточнил Маард.
Ингрид помялась несколько секу ид, потом ответила:
— Испытывали только адаптер. Управление такого рода возможно только у существ с развитой высшей нервной деятельностью. У тех, кому можно объяснить, что и как делать.
— Ясно. Мы кролики, — Маард даже не пытался изобразить улыбку.
— Гор, я изначально была против экспериментов на людях! — отчаянно воскликнула Ингрид. — Но кто меня слушал, когда в проекте все видели только возможность для разработки нового оружия! Я жила в лаборатории несколько лет в прямом смысле слова! Я искала побочные эффекты — сперва теоретически, потом пробовала на моделях. На практике ничего не было, и мои коллеги успокоились. Проект пустили в разработку. Все шло нормально, мне регулярно передавали результаты ваших обследований. Но не учли субъективной оценки состояния. Никто мне не отписывался, что вас беспокоят слабость, бессонница, головные боли. А это был первый сигнал. И лишь когда случилась беда с Джульеттой Бирколли, начали смотреть подробнее. Дважды я получила аномальные энцефалограммы, нарушение проводимости нервной системы сердца и плохие результаты миографии… но стоило мне заявить об этом на собрании — результаты, которые мне подавали, снова стали идеальными. Я пыталась связаться лично с Джо, но…
Он слушал поток слов, смотрел на нее и молчал. Она тоже замолчала и ссутулилась.
— Я понял, Ингрид. Потому ты и попросила охранника, верно?
— Да.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы сформулировать главный вопрос. Наконец нужные слова пришли.
— Ясно. Так почему с нами творится какая-то… чертовщина?
— Это тот самый побочный эффект, который я предусмотрела в теории. Есть такое состояние — парабиоз. Это когда ткань есть, но не работает. Как бы спит. Разрыв сессии вызывает парабиоз нервных волокон. Анализы ничего не показывают, разложения нервов нет. Но они функционально мертвы. Погибают они не сразу, потому плохое самочувствие нарастает постепенно. Чем четче контакт оператора с моделью, тем больше «мостков» перекидывается. И больше гибнет волокон. Ты знаешь, что такое «полное слияние»?
— Знаю. Максимально синхронизированная работа оператора и модели. Собственно то, ради чего и проходит отбор в операторы. Как я понял, для них годятся не все.
Она кивнула, как учительница смышленому ученику.
— Правильно. Смерть Алекса наступила из-за нарушения ритма сердца. Массивный парабиоз нервных волокон проводящей системы сердца в результате полного слияния и гибели модели.
— А Уилл?
— Инсульт. Нарушение нервной регуляции тонуса сосудов. Изменение давления на высоте оказалось последней каплей.
Маард не сразу нарушил наступившую тишину. Перед глазами стояли лица погибших ребят.
— С мертвыми все ясно. А теперь давай о том, что ожидает живых.
41
Тильда сидела в ванне, поджав колени к подбородку, уже больше часа. Вода остывала. На бортике лежало нетронутое мыло, рядом — мочалка и бутылка шампуня. Дорогого, хорошего. Видимо, Грета знала толк в качественной косметике. Только трогать чужие вещи не хотелось.
— Маард, я хочу домой, — тихонько сказала Тильда. Раз, наверное, десятый за несколько часов, проведенных в доме Греты.
Серебристая цепочка, свешивающаяся из стиснутого кулака, чуть щекотала бедро. Тылом ладони девушка вытирала заплаканные глаза. Не хлюпать носом, Тильда Райнер. Зачем ему слышать, как ты плачешь.
Успокоиться никак не получалось. Стоило лишь вспыхнуть в памяти произнесенному почти равнодушно «тяжело болен», как горло стискивали болезненные спазмы. Вспоминались сны. Настолько яркие, что… Тиль, ты могла бы даже не смотреть на фото в медальоне. Ты же знаешь сама, как выглядит тот, кто бережет тебя и согревает под теплым крылом.
— Маард, я уйду отсюда утром, слышишь? Как только проснусь. Я пойду к тебе пешком. Встреть меня, пожалуйста. Я хочу домой. Пусть там нет ванны и опасно… но там есть ты.
В дверь осторожно постучали.
— Тильда, у тебя все в порядке?
— Да, все… — голос предательски сорвался. — Все в порядке.
— Я зайду, можно?
— Конечно.
Грета в бриджах и кричаще-красной футболке вошла в ванную.
— Я тебе принесла полотенце и махровый халат. Ммм… ты почему не моешься? — она присела на край ванны, посмотрела на девушку внимательно: — Тильда, ты что — плачешь, что ли?
Она поспешно мазанула ладонью по лицу.
— Я просто задумалась.
— Да уж, «просто»: ужин остыл уже. Давай-ка я тебе потру спину и помогу голову вымыть. А то ты тут уснешь. Давай медальон, положу на полочку.
— Я сама, — поспешно сказала Тиль.
Встала, дотянулась до стопки полотенец и положила подарок Маарда.
