Книга Солдаты Омеги, страница 146. Автор книги Виктор Глумов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Солдаты Омеги»

Cтраница 146

Научники куда-то ушли из лаборатории. Орв пожал плечами и тоже собрался выйти, но вдруг что-то позвало его снизу, из-под пола. Он прислушался. Звали молча, отчаянно и настойчиво, не надеясь достучаться. Звал кто-то из его народа.

Орв проделал несколько дыхательных упражнений, чтобы унять сердцебиение — внезапно дал о себе знать возраст.

Где вход в подземелье?

В лаборатории светло, окна закрашены белой краской, электрические лампы горят под потолком. Столы заставлены колбами, ретортами, газовыми горелками, возгонными аппаратами. В стороне на полу — центрифуга. Микроскопы. Когда только попал в Омегу, Орв ими заинтересовался, потом остыл… Сколько ни приближай, не увидишь скрытого.

Да где же?.. Застекленные шкафы с книгами, инструментами, препаратами. Банки, заполненные формалином, — в них плавают прозрачные, изжелта-зеленые органы всевозможных тварей. А вот новый образец. Сердце, почти человеческое… Орв растерянно присмотрелся: большое, в полтора кулака взрослого мужчины, кажется, не четырехкамерное…

Зов усилился. Шаман возобновил поиски тайного хода.

Погруженное в формалин сердце напомнило ему что-то, виденное давно. Он попробовал толкать шкафы — не поддавались.

Сердце мутанта. Вот что это.

Орв зарычал — тихо, чтобы не услышали. Оставалось надеяться, что соплеменник попал в руки научников уже мертвым, но надежда эта была слабой и глупой.

Стену напротив шкафов почти полностью закрывали плакаты с изображением органов людей и мутафагов, строением клеток разных тканей… Орв в отчаянии сорвал плакат — тот поддался неожиданно легко. Бумагой была оклеена стальная дверь.

Внизу не чувствовали Орва, но продолжали беззвучно кричать. Дрожащими руками он отодвинул щеколду. И как это раньше не заметил двери? Впрочем, уже не важно. От порога в подземелье уводили ступеньки, достаточно широкие и удобные. Орв взялся за перила, и сердце его снова зашлось в приступе.

Орву очень не хотелось спускаться и видеть то, что он увидит. Очень. Орв понимал: его жизнь изменится. Она менялась уже не раз и не два, но в этот раз, Орв чувствовал, последний ее отрезок подходил к концу. А дальше — смерть, в глаза которой шаман смотрел, но не верил, что она реальна.

Еще можно было повернуть назад, выйти из лаборатории, отыскать Бохана, выслушать его успокаивающую ложь и попытаться забыть.

Орв отругал себя за малодушие. Никогда еще шаманы не пасовали перед трудностями и лишь улыбкой приветствовали неизвестность.

Подобрав полы балахона, Орв начал спуск.

Внизу отчаялись — зов сменился неслышным поскуливанием. Орв уже одолел лестницу и брел мимо клеток, рассчитанных на существ разных размеров, от мелкого мутафага до панцирного волка, маниса, человека… мутанта. У крайней клетки Орв остановился.

Мутант не мог в ней стоять, только лежать или сидеть. Сейчас он, обхватив руками колени, замер в позе эмбриона. Подземелье освещалось скудно. Клетка была закрыта на висячий замок. Орв остановился, не решаясь окликнуть соплеменника.

Пленник страдал. Тело его было истерзано экспериментами, и невыносимо болела душа.

Повинуясь привычке шамана, Орв раскрылся навстречу страждущему. О да, пленник нуждался в помощи. Не только в свободе и лечении — он жаждал беспамятства. С закрытыми глазами он продолжал видеть кровь, в тишине подземелья — слышать выстрелы.

Орв схватился за сердце и осел на пол.

Он узнал пленника, узнал кровь, пролитую в его памяти.

Гоп, нерадивый ученик, оставленный вместе с родиной много сезонов назад. Его, Орва, племя. «Не открывай глаза, — безмолвно взмолился Орв, — не смотри на меня, предателя. Ибо вина моя велика. Не открывай глаза. Дай мне набраться смелости взглянуть тебе в лицо».

Пленник почувствовал чье-то присутствие. Поднял голову.

В первый миг он не узнал Орва. Он вообще не понимал, что находится в подземелье Омеги, думал, что перед ним научник, пришедший пытать или убить. Законсервировать сердце или, может быть, мозг. Содрать шкуру, набить чучело. Потом взгляд Гопа прояснился, кровь и вспышки выстрелов ушли из его разума.

— Учитель?! — прохрипел Гоп. — Скажи, учитель, это ты?

Орв с трудом поднялся, дрожащей рукой прикоснулся к надежному замку́.

— Это я, Гоп. Я пришел на твой в-вов. Скаф-фы, что делали с тобой?

Гоп, извернувшись, подполз к дверце, через решетку потянулся — тронуть учителя, проверить, не видение ли. Гоп плакал. Он заговорил, сбиваясь и по нескольку раз повторяя одно и то же, обвинял себя, оправдывал себя и лишь о главном не мог поведать — о судьбе стойбища. Орв выслушал — это велел ему сделать долг шамана, — потом, как мог мягко, заставил ученика умолкнуть, коснулся сознания, зарылся в память.

Гоп спал. Он видел тревожные сны, которые вместе с ним смотрел учитель.

* * *

Были только звуки. Отделенный от соплеменников, запертый в чулане, лишенный общества и света, Гоп жадно вбирал звуки. Окружающий мир менялся быстро: он слышал и земляков, и резкий говор омеговцев. Потом — больше омеговцев. Потом — только омеговцев.

Его соплеменники молчали.

В темноте он потерял представление о времени, мерил сутки мисками каши, кружками воды да позывами к мочеиспусканию, но путался и сбивался со счета.

Он чувствовал себя предателем.

Он был здесь. Они, его соплеменники, были там.

И все потому, что Гоп назвал себя учеником шамана, соврал, приукрасил — учитель Орв прогнал его, недостойного, хитростью отправил в племя, и стал Гоп пастухом. Омеговцы хотели шамана, но шаман-то ушел, покинул стойбище! Бросил соплеменников на произвол судьбы…

Гоп всегда приукрашивал. Он хотел нравиться. А в тот момент, когда светловолосый палач допрашивал его, Гопа мучила жажда, очень мучила, он ноги омеговца поцеловал бы за кружку воды.

Наверное, рассветало. Почему-то казалось, что там, за стенами, — рассвет.

Он слышал команды, понимал их смысл и бросался на стены, телом пытался пробить их — но не мог. Обессиленный, рухнул на колени. Грыз пол, молотил по нему кулаками — но земля не разверзлась, не приняла его.

А соплеменники шли на расстрел.

Он кричал, пока караульный не заткнул ему рот кляпом.

А соплеменники становились на краю рва.

Он давился слезами, выгибался дугой, жилы на шее вздувались от небывалого, задушенного вопля.

А соплеменники закрывали глаза, повернувшись к палачам спинами.

Он проклял себя.

А соплеменники падали как подкошенные.

И он затих, измученный, так и не умерший, оставленный в живых — в насмешку ли, в назидание, он не знал. Теперь в его снах лилась кровь, не переставая, не впитываясь в рассохшуюся землю Пустоши, реками текла, такая же алая, как у людей, точно такая же, как у омеговцев.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация