— Офицер, скажи, чтобы меня не трогали!
— Молчи, бесстыжая! — Старуха отвернулась от нее.
— Виновные будут наказаны, — пообещал Лекс и протянул руку блондинке: — Идем. Расскажешь, что здесь произошло. Никто тебя не тронет, слово офицера.
Всхлипывая, блондинка принялась карабкаться по лестнице. Маленькая девочка завопила с удвоенной силой. Рыженькая продолжала дичиться, смотрела волком.
Выбравшись, девушка вжалась спиной в стену, затравленно поглядывая то на Тойво, то на Лекса. Потом бухнулась на колени, подползла, обняла капитана за ноги и завыла. Он вспомнил Виту, высвободился из цепких объятий и зашагал прочь из этого дома, прочь от памяти и самого себя. Тойво семенил следом.
Ветер сбивал с ног, рвал одежду. Подчиненные Лексу офицеры ждали капитана в кабине грузовика. Он поманил их за собой. Из пыли, пригибаясь, вышли двое сержантов.
— Не мародерствовать, — скомандовал Лекс, стянув респиратор. — Женщин не трогать. Нарушите приказ — казню.
Совет офицеров было решено провести в самом большом доме. Переступив порог, Лекс расшвырял валяющиеся на полу тряпки, распотрошенные ящики — по всему видно, здесь мародерствовали. Но кто? Неужели братья по оружию?
В просторной комнате на полу сидела голая девушка, гладила мужчину, лежащего у нее на коленях, качалась из стороны в сторону и поскуливала. Черные волосы рассыпались по исцарапанной спине. Девушка не замечала ни незваных гостей, ни своей наготы. Лекс подхватил первую попавшуюся тряпку и накрыл незнакомку, но та даже головы не повернула. На половицах под ее ногами уже успела застыть кровь, вытекшая из груди мужчины. Лекс насчитал на его жилете три пулевых отверстия. С такими ранениями не живут.
— Кто это сделал? — спросил Лекс, чтобы обратить на себя внимание.
Незнакомка прижалась к убитому и затряслась. Подчиненные нерешительно столпились у входа — ждали распоряжений. Правильнее было отдать приказ, чтобы сумасшедшую увели, но Лекс не мог. Офицеры сами поняли, что нужно делать: схватили ее под руки и вытолкали за дверь. Не на улицу, конечно, а в соседнюю комнату. Труп за ноги вытащили из дома.
Вскоре пожаловали бойцы Тойво. Командир второй роты вел за руку блондинку, она ссутулилась и по сторонам старалась не смотреть. Люди едва уместились в комнате, капитаны уселись на кухне, девушка сжалась на стуле рядом.
Стемнело. В запертые ставни невидимыми пальцами колотил ветер, скулила за дверью сошедшая с ума черноволосая.
Блондинку звали Алей, она оказалась скверной рассказчицей. Из ее несвязного бормотания вскоре выяснилось: каким-то образом узнав о всеобщей мобилизации, мужики решили покинуть деревню, но омеговская колонна нагрянула днем раньше. Всех мужчин, как и должны были, загнали в грузовики и увезли, учинили беспредел: разграбили селение, надругались над женщинами.
— П-позор-то можно пережить, — лепетала Аля, сжимая руки на груди, — но у нас дети. Чем их кормить? Хоть сразу в Разлом прыгай или в Пустошь уходи, чтобы в-волки съели. Не мучиться чтобы.
Задумчивый Тойво теребил респиратор, а Лекс сгорал от стыда. Офицер, приказавший разграбить деревню, позорит Цитадель. Истинный офицер должен быть по-отечески милосердным. Дикие — они как дети неразумные, их нужно направлять, попеременно наказывая и поощряя. Только так можно расположить к себе население. Чего добился неизвестный офицер? Породил ненависть в сердцах диких, вырастил потенциальных предателей, теперь они во время боевых действий бунт поднимут. И наверняка разнесут по Пустоши слух, какие омеговцы звери.
Чтобы хоть как-то загладить вину перед Алей, Лекс отстегнул от пояса флягу и протянул ей. Девушка жадно припала к горлышку, по подбородку побежала вода, пятная серую рубаху.
* * *
Проснувшись, Лекс выглянул в окно: розовел рассвет, буря улеглась, оставив наносы из пыли и песка, танкеры наполовину замело, журавль над колодцем и даже дозорную башню покорежило.
В соседней комнате продолжала выть сумасшедшая. Переступив через спящего Тойво, Лекс направился к выходу. С трудом отворил дверь и передал донесение о происшествии в подконтрольной Омеге деревне. В штабе обещали разобраться и наказать виновных.
Уезжая из опустевшей деревни, Лекс оставил женщинам два мешка кукурузной муки.
Глава 8
Конкистадоры
— Домой нельзя, — в десятый раз повторил Артур.
Он уже отчаялся что-либо объяснить мужикам. Если земляки ему верили, знали в нем крепкого рачительного хозяина и умника, то чужие видели сопляка, взявшегося командовать взрослыми. И чужим это не нравилось.
На привал они остановились после полудня, решив, что достаточно запутали следы. Омеговцев ни видно, ни слышно не было, земли вокруг простирались бесхозные. Даже траву погребли пески. Оказалось, что из Артуровых людей с ним ушли только семеро, включая Курганника. И отряд дезертиров взбунтовался. Здесь, в пустыне, авторитет Артура, облаченного в омеговскую форму, неуклонно падал.
— Да пойми ты, дурья твоя башка, — втолковывал Курганник жирному одышливому торговцу, — если они за тобой в деревню явятся, всех перестреляют. А так, глядишь, деревню и не тронут.
На лице торговца застыла мрачная решимость:
— Не тронут?! Уводить людей надо! Сейчас омеговцы прочухаются и в наши деревни поедут! А я не трус! Я лучше бой встречу, чем в песках отсиживаться!
— Дурак. — Курганник вытер обильно проступивший пот. — Ну и катись себе.
Артур хотел возразить, но аргументы кончились.
— Ну и покачусь. Эй, ребяты! Грузимся — и по хатам! А эти… умники пусть себе жарятся! Через неделю вернемся, заместо ящерок к пиву прихватим!
Жирному ответили угодливым хохотом. Артур беспомощно смотрел, как чужие садятся в грузовики, как уезжают, обдавая остающихся жаром перегретого металла и песком из-под колес. Рядом с ним стояли семеро земляков.
Отсидеться в песках не выйдет: в грузовике ни воды, ни еды. Хорошо, чужие топливо не слили, а то и правда поджарились бы, как ящерки.
— Ну, решай, что делать, — вздохнул Курганник. — А мы — люди простые. Мы с тобой пойдем.
Артур задумался.
— Нужно место, чтобы спрятаться. Но подальше от деревни. Остальные-то наши что, в гарнизоне остались?
— Да отож, — пожал плечами коновал. — Струсили. У кого бабы, у кого дети. Мы к складу побежали, а они, значит, к казармам. Эх, перебьют ведь…
— Все под смертью ходим. — Погонщик Паш дернул огромным кадыком. — Чему быть, того не миновать.
— К Москве надо идти, — решил Артур. — Там нас не ждут. Попробуем в тылу отсидеться — мигом вычислят, а в Москве людей много. Затеряемся.
Его предложение встретили одобрительным гулом.
* * *
Ориентировались по солнцу, карты под рукой не оказалось, и только Курганник утверждал, что бывал в этих краях и знает, куда ехать. Артур давно утратил направление и не понимал, в какой стороне родная ферма, где гарнизон. Поднявшийся ветер замел песком следы колес. Стало нестерпимо жарко, но тени, чтобы укрыться, не было. Люди в кузове страдали, Паш изрекал утешительные банальности, на него вяло огрызались.
