– Сам, мля, захлопни! – Костоправа несло. – Сопи в две дырочки, ас долбаный! И баранку давай крути, пока эти вафли-летучки пасть не заткнули по самую жопу!
– Догоняют! – закричала Змейка. – Они нас догоняют! Быстре-ее!
Первые самые шустрые бабочки и один из ящеров уже почти достигли кормы. А вот – и без всяких «почти».
– Догна-а-али-и-и!
Крик Змейки сорвался на визг.
К визжащей Стрелец-бабе присоединилась Костяника. Вышло громко, пронзительно, в унисон, будто специально спелись девочки.
– Держись! – предупредил Василь, чуть приподняв стволы на ненадежной платформе. – Стреляю!
Как поведет себя орудие на расшатанной станине? Слетит? Посносит всем бо́шки нафиг. Или нет? Сейчас это выяснится. Вот прямо сейчас! Не отстреливаться уже нельзя.
– Твою-у-у!.. – взвыл Костоправ.
– Ма-а-ать!.. – проорал Кошкодер.
Потом все крики заглушил грохот многоствола.
«Бжух-бжух-бжух-бжух-бжух-бжух-бжух-бжух-бжух-бжух!» – грянул долгий растянутый залп. По счастью, орудие не рассыпалось на стволы. Отдача – сильно размазанная и не такая мощная, как от крупной бомбарды, но все же весьма ощутимая, подтолкнула машину вперед. Кошкодер едва справился с управлением.
Клубы выхлопов и пыли смешались с густым пороховым дымом. Ударивший веером картечный шквал смел крылатых тварей. Брызнув кровью и сыпанув перьями, упала тушка летающей ящерицы. Жесткие крылья бабочек разлетелись как стеклянные осколки. Сами бабочки посыпались вниз, втыкаясь в землю обломанными крыльями, словно брошенные ножи.
Однако сшибить удалось не всех. Одна ящерица и четыре бабочки сумели уклониться от смертоносного снопа. Твари атаковали.
Кошкодер, не отрываясь от руля и почти не глядя назад, разрядил неиспользованный пистоль. Бухнул выстрел, заряд прошел над головами пассажиров. Еще пару бабочек разнесло вдребезги. Сверху снова со звоном посыпались осколки крыльев-лезвий. Из крыла ящерицы тоже выбило несколько перьев. Пернатая гадина дернулась в сторону, но не упала. Над кормой порхали две уцелевшие бабочки, бритвенно-острые крылья которых отчетливо звякали о борта повозки, дымящуюся многостволку и шлем Василя.
Щелкнули арбалеты Костяники и Змейки. Стрелы прошли мимо.
Нет, с этими тварями придется в рукопашную. Взмахнули мечами помор и Стрелец-баба. Чуть не задели друг друга, но в юрких летающих тварей не попали и они. Виктору лишь чудом удалось достать коротким кошкодером одну из бабочек.
Меч дзинькнул о крыло, как о подставленный под удар вражеский клинок. Сталь оказалась крепче. Крыло треснуло, от него откололся изрядный кусок. Бабочка, не удержавшись в воздухе, упала на землю. И все же мечами с таким противником махаться было не очень удобно.
– А ну, пригнулись все, етить вашу! – над автоповозкой, раскручивая кистень, поднялся Костоправ.
Виктор счел за благо последовать совету лекаря и склонился под гудящей дугой. Остальные поступили так же.
А вот вьющаяся над машиной пара тварей не устрашилась и попыталась прорваться сквозь выписываемые Костоправом круги и восьмерки.
Зря…
Шмяк! Раскрученная гирька на цепи встретилась с головой ящерицы. Посыпались зеленые перья и зубы из раззявленной пасти. Ящерица отлетела к обочине и закувыркалась в пыли.
Звяк! Брызнула звонкими осколками угодившая под кистень бабочка. Острый обломок основания крыла воткнулся в болтающийся бортовой щит. Застрявшая бабочка отчаянно затрепыхалась, пытаясь высвободиться.
– Хрена с два! – оскалился Костоправ.
Еще раз саданул по мутанту. Кистень превратил вытянутое жирное тело мутанта в мокрое пятно, а остатки крыльев – в мелкое крошево. Бортовой щит, не выдержав удара, отвалился.
Все! От погони отбились. И до спасительного леса добрались. Автоповозка нырнула под густые кроны, где можно было не опасаться даже гигантских птиц.
– Ять-мать! – потрясая кистенем, торжествовал Костоправ.
– Йес-йес-йес-йес! – непонятно орал Кошкодер.
Что-то кричали Змейка и Костяника. Даже обычно сдержанный Василь, навалившись всем телом на многоствольное орудие и обняв обеими руками дымящиеся еще стволы, сотрясался всем телом то ли в рыданиях, то ли в смехе.
Радости не было предела.
Вот только… Только что это красное под ногами? Откуда течет? Почему?
Текло с кормы. Из-под многостволки.
Глава 15
– Василь? – Виктор изменился в лице.
Лежавший на бомбарде помор уже не трясся и не двигался.
– Васи-и-иль!
И на окрик никак не реагировал.
– Кошкодер, останови! – потребовал Виктор.
– Чего? – одноглазый капитан не поверил собственным ушам. – Здесь? Сейчас?
– Тормози, говорю! – рявкнул Виктор. – Костоправ, глянь, что с Василем!
Лекарь, встревоженный не меньше Виктора, был уже на корме у орудия.
Автоповозка остановилась. После рева двигателя, дребезжания старой машины, стрельбы и воплей стало вдруг необычайно тихо.
– Помор, не дури! – прогудел в этой оглушающей тишине растерянный голос Костоправа. – Что за шуточки, Василь?
Да уж какие тут шуточки: под ногами хлюпала кровь. Перебираясь к кормовому орудию, Виктор ужаснулся: сколько же ее тут натекло!
Змейка и Костяника подавленно молчали.
Костоправ осторожно перевернул тело.
Плохо. Очень плохо… Справа срезан клок бороды. На шее, под ухом и подбородком зияет рана. Узкая, длинная, глубокая, будто бритвой прописали чуть не до самых позвонков.
Рана уже почти не кровоточила.
Крыло-лезвие мутировавшей бабочки полоснуло между шлемом и воротом панциря, а Василь упал на орудие так, что вся кровь хлынула между стволами. Поэтому сразу никто ничего и не заметил. Да и некому было замечать. Все следили за вьющимися над повозкой тварями. А после – радовались спасению и вообще не видели ничего вокруг.
Радовались, пока Василь умирал.
– Ехать надо, – негромко сказал Кошкодер. – Догонят ведь.
– Помолчи, – цыкнул Виктор, наблюдая за Костоправом. Глупо, конечно, но он все еще на что-то надеялся. Прекрасно понимал, что смысла в этом не больше, чем в стрельбе из самопала с промокшим порохом. И все равно надеялся. – Ну? Что?
Выражение лица Костоправа не предвещало ничего хорошего. Как молчаливость лекаря. Ничего хорошего и не было. И не могло быть. Уже – ничего.
– Все, – глухо произнес Костоправ. – Кончился наш Василь.
Всхлипнула Костяника.
Виктор все же заставил себя посмотреть в глаза помору, прежде чем их закрыла широкая лекарская ладонь. Глаза были стеклянные. Застывшие. Мертвые.
