Виктор задумался. О том, о чем не думал раньше. А ведь торговлю-то, оказывается, можно вести не только с прибрежными городами. Собственно, что мешает наладить связи с более далекими землями? С той же Африкой, к примеру? От одной мысли об этом захватывало Дух.
— Моя с африка-человек торговаться, — никак не унимался китаец. — Моя дело с африка-человек разговаривать. Африка-человек хотеть у моя покупать, а твоя лекарь — кричать, мешать, пугать.
— Слушай, а что этот африканец купить-то у тебя хотел? — поинтересовался Виктор. — Чем тут вообще торгуют с Африкой?
Китаец поморщился:
— Сибирь-человек, твоя слишком торопливый. Разве для твоя сейчас мало Бухта-базар?
Ясно. Дружба — дружбой, а свои коммерческие тайны Ся-цзы выдавать не станет. Ну и ладно, выяснить все, что нужно, на местном рынке будет нетрудно.
— А-Ка, — Виктор повернулся к Стрельцу. — Постой пока на страже. Мы с Костоправом на базар сходим. Разведаем, что да как.
Китаец всплеснул руками:
— Вихта! Куда твоя так спешить?! Уже вечер начинаться! Базар закрываться! Завтра утро твоя торговать. И моя торговать завтра утро. И вся другой купец торговать завтра. Лучше вместе завтра ходить в Бухта-базар.
Вообще-то, верно. В самом деле, чего горячку-то пороть? Время позднее — тут китаец прав. Солнце, вон, к закату клонится. Вся торговля на городском рынке, наверное, уже сворачивается. Что ж, один день погоды не сделает. Да и отдохнуть после похода надо.
— Отбой, А-Ка, — Виктор махнул рукой. — Остаемся. Завтра на рынок сходим.
Он повернулся к китайцу:
— Еще раз извини, что покупателя отбили. Давай договоримся как-нибудь. Если что — компенсирую, возмещу…
Ся-цзы вздохнул:
— Ладно-ладно, Вихта. Бухта — большой город, большой базар. Одна африка-человек уходить, другая приходить. Моя сегодня вечер приглашать на гости вся купец из Орда. Твоя и твоя сибирь-человеки тоже пусть приходить.
Вся наша сегодня чай пить и отдыхать, чтобы завтра хорошо торговать.
Виктор усмехнулся. За время совместного путешествия китайцы уже успели приучить своих спутников к чаепитиям. Что ж, и сегодня выпить чайку за примирение не помешает. Может быть, Ся-цзы за чашкой чая станет более разговорчивым и менее осторожным. Может, расскажет что-нибудь о торговых интересах африканских купцов. А нет — так не беда: завтра все прояснится. В любом случае чай у китайского купца чудо как хорош.
— Договорились, китай-человек, — кивнул Виктор. — Вечером будем чай пить.
* * *
Чаепитие состоялось в просторном сарае, где нашлось место каждому. На лавках за длинным дощатым столом поместились все: и ордынские купцы, и почти вся обозная охрана. Снаружи осталось лишь несколько часовых.
Приглядывать за товаром Виктор поручил А-Ка. Все-таки Бухта — не спокойный Сибирск-на-Оби. И не зря, наверное, Петро советовал им чековать. А вот ненадежного и вспыльчивого Костоправа Виктор решил держать при себе.
Чтобы усилить охрану, а заодно освободить побольше места, Ся-цзы как гостеприимный хозяин выставил на улицу половину своих людей.
По уже сложившейся традиции к китайскому чаю купцы принесли каждый свое угощение. Правда, на этот раз стол был богаче, чем обычно. Появилась не только нехитрая походная снедь, но и хмельной кумыс и вино. Сибиряки выставили медовуху. Повод имелся: следовало отпраздновать окончание долгого опасного пути.
Уже было ясно, что скромное походное чаепитие перейдет в дружескую пирушку. Но из уважения к хозяину начиналось все, как положено, — с чая. Улыбающийся Ся-цзы, коверкая слова на разных языках, произнес длинную витиеватую речь, из которой Виктор мало что понял. Слуги китайского купца разлили по чашкам гостей горячий ароматный напиток. Ся-цзы тоже налил себе чай из маленького фарфорового чайничка, стоявшего перед ним.
Жестом пригласил: пейте, мол. Пригубил.
Гости последовали его примеру. Выпили неспеша.
Крепкий китайский чай был так же хорош, как и всегда, но в этот раз он почему-тоне вселял в тело бодрость, а, наоборот, вгонял в спячку. Причем так, что не было никаких сил противиться резко накатившей волне сонливости и вялости.
«Опоил! — пронеслась в мозгу Виктора тревожная мысль. — Подмешал что-то, проклятый китаец! Тревога!».
— …о…а! — из глотки вырвался лишь глухой едва-едва слышный стон.
Виктор снова попытался закричать, вскочить из-за стола, схватить оружие. Не смог. Не слушались ни язык, ни ноги, ни руки. Из последних сил борясь с дремотой и не позволяя векам закрыться, он в ужасе смотрел, как падают с лавок купцы и обозная стража. Кто-то валился под стол без звука и затихал практически сразу. Кто-то, запоздало почуяв неладное, хрипел, дергался и… тоже беспомощно соскальзывал вниз.
Потянулся к автомату сидевший по соседству с Виктором ордынский Стрелец из охраны какого-то купца. Но рука автоматчика безжизненно упала, и ордынец, словно увлеченный ею, мешком повалился с лавки.
А вот Костоправа зелье не смогло свалить сразу. У здоровяка-лекаря хватило сил подняться, оттолкнуть бросившегося к нему китайца и, опершись на стол, сорвать с пояса кистень.
— Ах, ты ж су-у-у… — сквозь сгущающийся в голове туман Виктор услышал голос Костоправа.
Увидел, как лекарь взмахнул рукой, пытаясь через стол дотянуться гирькой на цепи до улыбающегося Ся-цзы. Но, видимо, рука уже не слушалась хозяина.
— …ка-а-а!
Бум! Удар вышел сильный, но неточный. Промелькнувшая в воздухе гирька обрушилась на доски стола. Разбила фарфоровый чайничек Ся-цзы, разметала посуду и снедь, отскочила. Кистень выскользнул из пальцев лекаря. Костоправ рухнул на пол.
Виктор тоже вдруг обнаружил себя лежащим под столом. О том, как он туда попал, воспоминаний не было. Были только грязные доски столешницы над ним. Как крышка закрывающегося гроба.
В глазах двоилось и мутнело. Веки словно закапывали жидким, но холодным свинцом. Слабость разливалась по всему телу, мышцы не желали слушаться. Нечеловеческим усилием воли Виктор цеплялся взглядом за нависшую над головой столешницу. Нельзя поддаваться, нельзя! Нужно держаться. Дер-жать-ся… Он сам не знал — зачем, но твердо знал, что нужно.
На улице раздался чей-то тревожный возглас. Видимо, крик Костоправа все же был услышан снаружи.
«Часовые! — вяло шевельнулась в голове мысль. — Только на них теперь надежда!»
Правда, надежда эта была слабенькой. Не зря ведь коварный китаец, прикидывавшийся другом и гостеприимным хозяином, отправил на улицу своих охранников.
Одиночный выстрел едва пробился сквозь плотную вату, забившую уши. Потом наступила тишина. Полная, абсолютная. И темнота. Толстые доски стола качнулись и опустились.
Придавили. Раздавили.
