Мне приснился голос. Он звучал со всех сторон, наполняя маленькую комнату, и отражался от окон. Тонкий, пронзительный, певучий. Я уже слышал его. Со мной говорил мой ганлин. Флейта настойчиво звала за собой. А затем к ней присоединился тихий, срывающийся, просящий шепот. Тоже знакомый. Я поднялся, надел ботинки, взял пачку крекеров, забытую Тиссой на подоконнике, мельком взглянул на спутников, крепко спящих в своих спальных мешках, и пошел следом за требовательным зовом.
Болела голова. Я знал, что эта боль теперь будет сопровождать меня всю дальнейшую дорогу, то усиливаясь, то почти исчезая и лишь слегка касаясь колючей лапой затылка. После пяти тысяч организм переставал отдыхать. Усталость накапливалась. Сон и еда не возвращали силы. Мы еще не достигли этой отметки, но уже начинали ощущать тяжелое давление высоты.
В коридоре было темно, и только вдали, в фанерной комнатке без двери рядом с туалетом, мелькал тусклый свет фонарика. Подойдя ближе, я увидел, как два голых трекера моются в тазах с ледяной водой – при этом они распевали песню и периодически хохотали во весь голос. Впрочем, подобное поведение ничуть не беспокоило постояльцев соседних комнат, из которых раздавался поочередно громогласный храп, вскрики ужаса от снящихся кошмаров, а также постоянный надрывный кашель – бич высотных путешественников.
Я подумал о том, что этих двоих, похоже, не беспокоят ни холод, ни высота, ни горная болезнь. И тут же усмехнулся – с последним выводом я несколько поспешил, никогда нельзя с уверенностью сказать, не является ли подобная эйфория как раз ее проявлением.
Голос ганлина снова зазвучал в моей голове напевно и требовательно. Я свернул к выходу. Спустился по трем скрипучим ступенькам, отодвинул тяжелый засов и открыл дверь. Редкие фонари на улице едва могли разогнать ночной мрак. Небо было затянуто тучами. В холодном ветре носились редкие, колючие кристаллы снега.
А прямо перед входом стоял человек. Белый круг моего «олайта» высветил порванные на коленях брюки, разодранный рукав знакомой красно-белой куртки. В широкой прорехе виднелась окровавленная плоть. И белый осколок кости, прорвавший кожу. Но прежде, чем я смог разглядеть его лицо, он, как всегда, шагнул в темноту.
– Ты рано, – сказал я безмолвному призраку. – Обычно приходишь только после Горак Шепа.
Он молчал. Пение ганлина стихло. Теперь слышался только вой ветра и тяжелое хриплое дыхание за пределами светового круга от фонаря.
Я переступил через порог и медленно направился к деревянной скамье с высокой спинкой, стоящей у стены лоджа. Здесь на пути к Горак Шепу отдыхали со своим нелегким грузом носильщики. Краем глаза я замечал неуловимое движение рядом, но, как только поворачивал голову, чтобы посмотреть прямо, – тень, следующая за мной, исчезала.
Вытащив из кармана пачку крекеров, я положил ее на скамью и пошел обратно в лодж. Ритуал был выполнен. Мой невидимый попутчик отстанет на какое-то время.
Он появлялся рядом, когда мой путь переходил за отметку пять тысяч метров над уровнем моря. И шел следом, отставая на половину дня или день. Но в темноте непременно догонял меня. Кем он был – альпинистом или трекером, сорвавшимся в пропасть, я не знал. Никогда не видел его лица, не слышал голоса – только прерывистый, сиплый шепот, который забывался очень быстро.
Возвращаясь в лодж, я понял, что снова остался один. Меня больше не преследовали ни звуки ганлина, ни чужие шаги.
В комнате было тихо. Мои спутники спали. Тисса, лежащая на соседней кровати, не просыпаясь, протянула руку в сторону моего спального мешка, пытаясь получить мое ответное прикосновение. Я лег, сжал ее горячую ладонь и закрыл глаза. На этот раз сон пришел сразу без всякого снотворного…
Глава 10
Черная гора
Утро было пасмурным. Тучи так и не разошлись, плотно сев на вершины гор. Косматые клочья плыли над холмами, скрывая за собой белые пики Престола богов, Нуптце, Конгма Тсе, Пумара, Восточного и Западного Лобче, по имени которых было названо это селение. В порывах ветра ощущался вкус снега. Поселок казался потерянным в пространстве и времени, а фигуры трекеров, слоняющихся по нему, – бледными тенями.
– Я хочу идти дальше, – сказала Тисса, с отвращением глядя на лодж, из которого мы только что вышли, чтобы узнать, что творится на улице. – Всю ночь голова болела. И от кошмаров просыпалась.
– Да ты продрыхла до утра, – недовольно отозвался Дик, обеими руками растирая запавшие небритые щеки. Его глаза с выступившей сеткой кровеносных сосудов были опухшими и тусклыми. Он болезненно щурился и поспешил надеть черные очки.
– Мы можем не задерживаться здесь? – спросила меня девушка, принципиально не глядя на него. – Отвратительное место.
– После нескольких ночевок в палатке оно будет вспоминаться тебе как верх комфорта, – улыбнулся я и добавил, заметив скептическое выражение на ее лице: – Но мы можем уйти отсюда. Дойдем до Горак Шепа, поднимемся на Черную гору, если, конечно, вы захотите, и направимся в сторону Ронгбука.
– Ладно, так и сделаем, – произнес Дик с видом человека, который всегда принимает за других сложные решения. Но едва из лоджа вышел Джейк, такой же невыспавшийся и осунувшийся, его самоуверенности поубавилось.
Готовясь к походу в Горак Шеп, мы сменили штормовые ветровки и брюки, рассчитанные на походы по тропе ниже четырех тысяч, на куртки и пуховые комбинезоны. Повязки с флисом отсекали порывы ледяного ветра. А без специальных перчаток руки, сжимающие трекинговые палки, давно окоченели бы.
Дорога до следующего поселка была недолгой, но трудной. Каждую минуту казалось, что Черная гора вот-вот покажется из-за поворота, но ее все не было. Огромные глыбы по обеим сторонам от тропы нависали над нашими головами, излучая ощутимый холод. От туч отрывались белые лохматые куски и цеплялись за склоны.
Тшеринг со своими эбо ушел раньше. Ему предстояло разбить лагерь и приготовить ужин к нашему приходу. Прощаясь со мной, погонщик сообщил, что к тому времени, когда мы доползем до него, он успеет построить пару лоджей и зажарить целого эбо. Посмеялся сам над своей шуткой, пожелал мне не встретить таинственного гурха и удалился, весело насвистывая…
Мы шли молча. Тропа круто поднималась вверх, карабкаясь на очередной склон. Нам приходилось перебираться через каменные завалы, внимательно глядя, куда шагнуть. Каждый смотрел под ноги, опасаясь оступиться. Джейк почти не доставал фотоаппарат, сосредоточив все внимание на дороге.
Время от времени нас обгоняли такие же, как мы, молчаливые, сосредоточенные, тепло одетые трекеры. Для большинства Черная гора была последней точкой пути. После ночевки в Горак Шепе они рано утром поднимались на эту вершину, делали несколько снимков Матери Всех Богов и шли обратно. Наш же путь должен был продолжиться.
Унылое впечатление от голых острых камней и пыльной тропы под ногами немного скрасил ледник. Когда мы поднялись на следующую возвышенность, внизу открылся вид на толстую кору смерзшейся воды. Мощный грязно-белый панцирь кое-где пошел изломанными трещинами. Их глубина отсвечивала таинственной синевой. Лед, лежащий здесь, был таким старым, что приобрел этот удивительный оттенок густого весеннего неба.
