Есаул все понял и отвел глаза.
— Значит, помирать? — спросил он тоскливо.
— Значит, — в тон ему прохрипел атаман.
— Нюрку жалко… И ребятишек… Да, все одно: семи смертям не бывать — одной не миновать… И что: пулю в лоб?
— Еще чего… Грех это смертный, Николай, — в первый раз назвал старого товарища по имени казак. — И без того грехов на нас висит — тыщу лет не отмыться…
— Тогда что?
— Сослужим товарищам нашим последнюю службу… Будем прорываться.
— А куда?
— Куда глаза глядят. Только не назад. Пусть красные за нами увяжутся, а мы уж их поводим за салом…
Отряд выступил в путь рано утром следующего дня, оставив над Тарикеем четыре свежих могилы под наспех срубленными крестами…
* * *
С близкого болота полз густой туман, особенно густой сейчас, в начале осени. Выстрелы в набрякшем влагой холодном воздухе звучали гулко, как через вату.
— Может, гранатой их? — Боец стряхнул с рукава блестящей от крошечных капель воды шинели деревянную труху, выбитую пулей из полусгнившего березового ствола, за которым лежал. — Подкрасться вон там, по ложбинке, и…
— Брось, — командир в мокрой кожанке чиркнул несколько раз огнивом, пытаясь раскурить отсыревшую «козью ножку», и оставил это безнадежное дело. — Куда им деваться? Обложили, как цуциков. Да и патроны у них на исходе. Так что, Колесников, ты бы не высовывался лишний раз. Обидно будет, если последняя их пуля тебе в лоб прилетит.
— Да я как лучше хотел…
— Если лучше, то не высовывайся.
С противоположной стороны поляны, невидимой из-за угла поросшего мхом бревенчатого сруба, грохнули один за другим два винтовочных выстрела, а ответил им одинокий револьверный. Окопавшиеся в старом зимовье белогвардейцы не давали спуску.
— Видал? — спросил командир у бойца Колесникова. — Винтовочных больше нет. Или берегут. Да торопиться нам некуда…
Жестяной бас прогремел из кустарника, где скрывался глава отряда преследователей комиссар Бережной. Время от времени профессионал убеждения, оттачивающий свое мастерство на митингах и собраниях, пускал в ход мятый рупор, раздобытый неизвестно где по дороге.
— Граждане белобандиты! — надрывался комиссар. — Вы окружены и шансов вырваться у вас нет. Всем, кто сложит оружие, я гарантирую жизнь и медицинскую помощь.
— А что еще? — послышался из хижины хриплый голос.
— Дальнейшую вашу судьбу, — не стал кривить душой оратор, — решит справедливый суд.
— Советский суд?
— А какой же иной?
— Тогда мы, пожалуй, воздержимся…
Так продолжалось еще довольно долго. Наконец «крепость» вообще перестала отвечать на выстрелы, и промокшие красноармейцы, осмелев, начали выползать из своих схронов, отряхивать шинели. Повинуясь приказу командиров, они, взяв винтовки наперевес, стали окружать зимовье, готовые рухнуть в сырую пожухлую траву при первом подозрительном звуке. Погибать за так не хотелось никому, но и уподобляться губкам для ледяной, отдающей болотом воды — тоже.
«Авось не мне пуля предназначена, — думал каждый, ощущая холодные струйки воды по всему телу. — А так, покончим со всем этим — костерок разожжем…»
До сруба оставалось каких-то пять шагов, когда внутри четко, с равными интервалами, хлопнули два револьверных выстрела.
— Все, — пробормотал один из солдат, опуская винтовку и мелко крестясь. — Отмучились контрики. Упокой, Господи…
— Отставить, Колодяжный! — Комиссар, оставив в кустах свой рупор, приблизился к солдатам с наганом наизготовку. — Развели тут, понимаешь, поповщину!..
Внезапно хлипкая дверь избы, грохнув о бревенчатую стену, распахнулась, и на пороге вырос человек с шашкой в опущенной руке.
Был он дик и страшен на вид: с грязными, свисающими сосульками, отросшими волосами, свалявшейся неопрятной бородой, облаченный в потерявший цвет мундир. Одни лишь глаза светились на изможденном, зеленоватом лице. И отливали тусклым золотом погоны на плечах…
Призрак закашлялся, оскалил зубы не то в гримасе, не то в усмешке и пошел на попятившихся от него красноармейцев, поднимая дрожащей рукой заметно тронутый ржавчиной клинок.
Тяжелые от влаги еловые лапы вздрогнули от нестройного залпа, а человек рухнул лицом в осоку, так и не выпустив из руки шашки…
Часть 4
Всадник бледный
1
— Смотри, какой здоровый! — Петя, осторожно держа двумя пальцами, разглядывал вяло копошащееся в его руке насекомое. — Ты представляешь, сколько он сожрать мог бы?
— Между прочим, — Алеша оторвал от листа цепкие лапки, приоткрыл крышку ведра и кинул своего пленника в шевелящуюся груду. — У них на брюшке щетинки такие есть микроскопические… Одним словом, если занозишься — нарыв тебе обеспечен.
— Да ты что? — молодой человек быстро сунул вредителя в ведро и брезгливо отряхнул руку в измазанной зеленым нитяной перчатке. — А я и не знал…
— Лекцию надо было слушать, — усмехнулся Еланцев, выглядывая новую жертву. — А не витать в эмпиреях. Письмо, небось, Верочке опять сочинял? И конечно в стихах.
— Точно! — Петр Спаковский, рассмеялся, продемонстрировав отличные зубы под щеточкой юношеских усов, тщательно лелеемых и «культивируемых». — Не всем же везет с подругой жизни, как некоторым.
— Подрастите немного, молодой человек, — улыбнулся Алексей. — И вам повезет. А Верочку, простите меня, вам не соблазнить. Сию мадемуазель интересуют мужчины постарше. Уж поверь мне, Петя, старому бывалому сердцееду.
Еланцеву-младшему весной исполнилось двадцать пять, но себе, особенно на фоне шестнадцатилетнего Петеньки Спаковского, он казался солидным, умудренным жизнью мужчиной. А как же иначе? Государственная служба — с недавних пор он заведовал центральным архивом Новой России, семейная жизнь… Что с того, что архив пока еще пустовал и занимал всего лишь на девять десятых одну, не самую обширную из комнат «Кремля», как окрестили новороссы главное здание «столицы»? Семья-то у них с Викой была самая что ни на есть настоящая — четырехлетний Ванечка уже пытался складывать буквы в слова, а годовалая Машенька — ходить. Куда там вчерашнему гимназисту, до сих пор сидящему на шее родителей и пока еще раздумывающему, какому жизненному поприщу себя посвятить.
— Подрастите! — фыркнул тот. — Легко сказать! Вам вот воинская служба не светит, господин мужчина постарше, а мне, возможно, вскоре предстоит взять в руки винтовку.
— Ну… — Алексей смутился. — Может быть, жребий тебя обойдет на этот раз? Юношей твоего возраста достаточно, а будущей осенью поступишь в университет…
— Зачем она вообще тут нужна, — нахмурился Алешин приятель. — Эта армия? Хватит и казаков, если на то пошло. С кем твой отец собирается воевать?
