Словно в подтверждение его слов, Пашка застонал и тяжело заворочался, пытаясь встать.
– Хоть слово вякнешь не так – убьем его! – схватил женщину бандит за локоть и так его сжал, что остановившиеся было слезы брызнули с новой силой. – Пошла, пошла!..
Валентина мелко-мелко закивала и двинулась в прихожую, держась за стену, будто пьяная. За ней шел Рахим, подталкивая стволом пистолета под ребра.
Звонок уже трезвонил не умолкая.
Костя попытался представить, что сейчас произойдет.
Валентина откроет дверь соседке, та увидит ее лицо, все поймет или, наоборот, ничего не поймет, завизжит или поднимет крик… Нет, лучше не надо думать об этом…
В прихожей скрежетнул в замке ключ, и трезвон оборвался.
Невнятный разговор.
Шаги.
Хлопок, будто от открываемой бутылки шампанского…
Все.
Павел, неуклюже копошащийся возле кресла, застонал и несколько раз ударил кулаком в ковер. Он тоже все понял…
– Эй, Рахим… – позвал негромко остролицый, тоже сунув руку за пазуху. – Что там…
– Все в порядке… – глухо раздалось в ответ.
И тут на квартиру обрушилась темнота.
Топот, глухие удары, вскрики, стоны…
Костя рванулся, но жесткие пальцы схватили его за горло, сдавили, мешая вздохнуть, потащили куда-то в сторону, а в щеку ткнулось что-то холодное.
Свет вспыхнул вновь, больно ударив по глазам.
В который уже раз за этот вечер ситуация переменилась.
Все бандиты лежали на полу, а комнату заполнили крепкие парни в таких же кожаных куртках, что и на кавказцах. Вот только брюнетов среди них не было. Коротко стриженные светлые, русые или рыжие волосы, крепкие затылки, литые плечи… Только один выделялся из общей массы модной стрижкой и светлым костюмом, виднеющимся из-под распахнутого белоснежного пыльника.
Один-единственный из всех пришельцев, старых и новых, он не был вооружен. Вернее, не держал оружия в руках.
И еще одно уточнение. Тот, кто сейчас сжимал цепкой пятерней Костино горло, явно был не из числа новых гостей. Скорее, наоборот…
– Что вы здесь делаете? – каркнул он над ухом Лазарева.
– А вы что? – по-одесски вопросом на вопрос ответил Безоружный.
– Не твое дело, шакал! – сорвался на визг бандит. – Убери свою шпану, или я сейчас снесу полбашки этому лоху!..
«Ну все… – подумал Константин, не питая никаких иллюзий: это только в плохих американских боевиках полицейские послушно складывают оружие при первой угрозе преступника, в жизни так не бывает. – Песенка моя спета…»
– Да хоть всю сноси. Не жалко, – беспечно махнул рукой Безоружный. – Вот второй уже оклемался.
Пистолет у виска (а Костя ничуть не сомневался, что эта ледяная железяка, больно давящая на верх скулы, именно пистолетный ствол) дрогнул.
«Все! Сейчас выстрелит!..»
Ощущение близкой смерти было таким острым, что он закрыл глаза и попытался вспомнить хоть какую-нибудь православную молитву, чтобы на том свете не засунули по ошибке не в тот рай или, скорее всего, в ад.
В голову, как назло, лезли какие-то совсем к делу не относящиеся: «Не корысти ради, а токмо…», «Аз есмь царь!» и почему-то сакраментальное: «Женема па сис жюр…».
Ствол вдавился в щеку еще глубже, хотя глубже-то уже было некуда, и внутри Кости кто-то жалобно пискнул детским голосом: «Все, пи…!».
Умирать с матерным словом в голове было мучительно стыдно, но сидеть ему там оставалось недолго – легкое нажатие чужого пальца на спусковой крючок, и вместе с такими дорогими лазаревскому сердцу мозгами оно повиснет на стене…
Но вместо адского грохота, слышимого в последний раз в жизни, в комнате что-то глухо хлопнуло, и пистолет нехотя ослабил давление на многострадальную щеку, едва-едва, почти ласково провел по виску, волосам и исчез совсем… Затем разжалась рука на горле и, наконец, откуда-то сзади раздался длинный мягкий звук, с каким обычно падает с вешалки тяжелое пальто.
Константин автоматически оглянулся и увидел давешнего остролицего, лежащего на полу, упершись затылком в стену и мечтательно изучающего левым глазом кончик своего длинного носа. На месте правого зияла безобразная черно-багровая дырка, из которой обильно струилась почти черная жидкость…
Костя немало повидал в своей охотничьей жизни убитых птиц, зверушек и даже зверей, включая смилодона, с анатомией которого познакомился вплотную, но вот мертвого человека, да еще умерщвленного столь злодейским способом, так близко видел впервые. Простите за чересчур неаппетитную подробность, но его вывернуло прямо на ковер…
11
– Ну-ну! Хватит! – чья-то рука довольно увесисто похлопывала Костю по щекам. – Не девочка, чай, в обмороки-то падать!..
Он приоткрыл глаза, с удивлением осознав, что лежит на полу, и различил над собой страховидную, но вполне на вид добродушную физиономию рыжего здоровяка, почему-то смутно знакомого. Может быть, по прошлой жизни?
– Оклемался, ё..! – неприлично обрадовался неизвестно чему рыжий, подхватывая Лазарева под микитки и усаживая на диван, где уже имелся Павел, бледный и узнаваемый лишь по одежде, так как голову его, до самых глаз, обматывал белоснежный тюрбан с красным пятном слева, а нос, и без того не самый мелкий, стремительно наливался сизой опухолью.
Никого из прежних налетчиков в комнате уже не было, только то там, то здесь пятнали светло-зеленый ковер уродливые темные пятна. Отсутствовала и Валентина, да и самих «освободителей» стало заметно меньше.
Зато Безоружный восседал прямо перед диваном на стуле, вольготно развалившись, закинув ногу за ногу и сцепив пальцы на остром колене.
– Ну что? Пришли в себя? – весело поинтересовался мужчина, скаля великолепные зубы.
Когда он улыбался, на левой щеке ясно проступал старый шрам, похожий на глубокую морщину, правда, прорезавшуюся вопреки всем законам анатомии.
– Более-менее…
– Отлично! Тогда не ответите ли мне на пару вопросов?..
«Что-то не похожи они на ментов…»
– Вы ведь не из милиции?..
Безоружный закатил глаза, покачал головой и изрек:
– Ну, вообще-то, да…
– Расскажи им все, Костя, – простонал Павел, нянчащий свою ушибленную голову.
– А ведь ваш друг прав! – закивал головой предводитель пришельцев. – Облегчите душу. Считайте, что я батюшка… Или вы представитель иной конфессии?
«Действительно! Какого черта… Как ни крути, а они нам жизнь спасли… И пытать вроде не собираются…»
– Только обещайте мне не насмехаться, пока я не закончу и не считать меня сумасшедшим.
