— Вы переходите в полное распоряжение баронессы фон Штайнберг. Именно она вызывала вас.
16
— Интересно, сколько мы еще будем торчать в этой богом забытой дыре? Вы случайно не знаете, пан Пшимановский?
Вопрос, конечно, был риторическим: Войцех знал не более, чем Бекбулатов, а, возможно, благодаря некоторым врожденным свойствам своего интеллекта — гораздо менее.
Досаднее всего было то, что неожиданная заминка случилась именно на том участке долгого пути, когда казалось, что самое трудное уже позади.
Вопрос с плаванием вверх по Дону уладился просто: дядюшка Ашота, Мкртыч Тер-Оганез, распознав по акценту во Владимире славянина, проводил единоверцев (то, что поляк оказался не православным, а католиком, его ничуть не расстроило) в христианский квартал, где не только накормил до отвала и устроил переночевать, но и свел с еще одним своим родственником, оказавшимся весьма полезным…
Уже следующим утром два путника покинули гостеприимный Азау, стоя на борту небольшого колесного пароходика, который, нещадно дымя, тянул за собой против течения приличных размеров баржу с товаром, предназначенным как раз для недавно покинутой Речи Посполитой Московской… Правда, возвращаться туда Владимир со своим спутником не собирались, покинув «плавучую коптилку», заставившую вспомнить прочитанные в детстве книги Марка Твена, на калмыцких землях.
О-о-о! Молодой калмыцкий хан Церен-Дондука III слыл большим любителем европейского образа жизни и, если верить льстивым языкам, настоящим реформатором. С первыми свидетельствами продвинутости местного владыки путешественники столкнулись тут же, на расцвеченной пестрыми ханскими бунчуками пристани Зурсу, увидев, что все надписи арабской вязью, читать которую не умел ни один, ни другой, продублированы латинскими буквами, хотя зачастую по трудночитаемости соперничали с польским языком, в котором, как известно, совсем не редкость пять согласных подряд. Другим примером европеизированности степного монарха оказались таможенники, потеющие в тесных, кургузых и неудобных мундирах, будто скопированных с того, от которого мыши некогда так счастливо избавили Войцеха, и меховых малахаях с огромными золочеными кокардами. Увы, почти европейцы на вид, чиновники оказались сущими азиатами по степени жадности, и кошелек Бекбулатова после близкого знакомства с ними, и так уже изрядно опустевший после Азау и особенно армянского парохода, совсем полегчал…
Уже на первом десятке верст трясущийся в колымаге, гордо именовавшейся здесь дилижансом, бок о бок с Войцехом, мучительно переживавшим на сей раз «дорожную» болезнь, Владимир ощутил что-то для себя родное… Если хану, возможно, и повезло с первой из извечных российских бед (хотя вряд ли…), вторая целиком и полностью сближала его с российскими реформаторами. Дорог здесь, в краю кочевников, столетиями привыкших передвигаться верхом, не было вообще! Поэтому, когда вдали засеребрилась великая река, и Пшимановский и Бекбулатов искренне поздравили друг друга с завершением затянувшейся изощренной пытки…
Увы, поздравлять, как оказалось, было рано: хорошо спланированное «на бумаге» и успешно начавшееся путешествие на этом застопорилось.
Во-первых, Волга, в отличие от более южного Дона, вскрылась только недавно и по вспучившейся грязно-бурой воде временами величаво проплывали целые горы серого ноздреватого льда, медленно несомого течением из неспешно освобождающихся от зимних оков верховьев в Каспийское море, и поэтому желающих плыть вверх по течению с риском пробить днище о «плавучие рифы», кроме как на специально оборудованных судах, находилось немного. Во-вторых, выяснилось, что совершенно неожиданно для этого, еще прохладного, времени года педантично заботящиеся о своем здоровье немцы объявили карантин якобы из-за угрозы распространения холеры, занесенной, как всегда, персидскими кораблями в соседнюю Астрахань. На самом деле, если верить шепчущим по углам всезнающим сплетникам, маркграф Лебербурга просто принял «асимметричные меры» против повышения тамошним ханом-самодуром таможенных тарифов, резко снизивших активность перевозок вверх по течению. В-третьих, финансовое состояние путешественников оставляло желать лучшего, и это еще мягко сказано…
Чтобы снять номер в приличной гостинице на те гроши, которые остались после наполнения бездонных карманов таможенных хищников хана Церен-Дондуки, нельзя было и мечтать… Но так как «средний разряд» отсутствовал вообще, ютиться приходилось в настоящей трущобе, кормя полчища ненасытных, словно ханские опричники, клопов, оправляя естественные надобности в антисанитарных условиях (вернее — вообще при полном отсутствии условий), ежечасно рискуя подцепить ту самую пресловутую холеру. В питании путешественники тоже вынуждены были целиком перейти на местную кухню, ни разнообразием, ни удобоваримостью не отличавшуюся. Единственным достоинством местного «отеля» являлась его близость к порту и возможность первыми увидеть судно, направляющееся в нужную сторону. Самым же тягостным для обоих мужчин, вынужденных проводить дни в бездействии, было абсолютное отсутствие спиртного, за употребление которого, по законам шариата в местной редакции, полагалось публичное забивание виновного камнями насмерть, точно так же, как и за супружескую измену (жены, естественно, а не мужа) или намеренное искажение имени и титула «просвещенного» монарха.
Целыми днями напролет валяясь на кишащих всяческой мелкой и мерзкой живностью древних тюфяках в «отдельном» номере, отделенном от остальных таких же плешивым от возраста ковром непонятной расцветки, висящим на веревке, мученики дремали по очереди, потягивали кальян, арендованный у хозяина за астрономическую цену в три пула, и, за неимением других занятий, травили анекдоты. Попутных плавсредств не наблюдалось…
— Интересно, сколько мы еще будем торчать в этой богом забытой дыре? Вы случайно не знаете, пан Пшимановский?
Поляк оторвался от чтения своей рукописи, продолжать которую был не в состоянии по причине исписанных уже вдоль и поперек листов, подумал с минуту и пожал плечами. Иного ответа от него Владимир не ждал:
— Вот и я о том же…
Сделав такое глубокомысленное замечание, Бекбулатов потянулся было за своим мундштуком, и в этот момент мутное стекло, плохо укрепленное в крошечном окошке, задребезжало от далекого трубного звука…
* * *
— Du hast nicht vom Affen, und vom Kamel, der Teu-feldummkopf geschehen! (Ты произошел не от обезьяны, а от верблюда, чертов дурак! (Нем)).
Выругавшись в сердцах, Бекбулатов отошел от невозмутимого, словно упомянутое выше животное, матроса, с короткой винтовкой на плече охранявшего корабельный трап, и пожал плечами.
— Ничего мне не удалось добиться от этого.тупицы, Войцех. Все «Ich habe die Rechte nicht1 да „Ich habe die Rechte nicht“… (Не имею права (нем.)).Есть какие-нибудь предложения?
Предложений у замерзшего и дрожащего как осиновый лист Пшимановского было много, но все либо крайне неприличные, либо достаточно бредовые, чтобы начать исполнять их незамедлительно. Рациональное зерно — да и то всего лишь половинка, содержалось только в одном: найти капитана канонерской лодки «Stolze Adler» («Гордый орел» (нем)) и… Дальше можно не цитировать: кровожадность продрогшего и непривычно для себя трезвого Войцеха делала его разительно похожим на какого-нибудь североамериканского дикаря, жаждущего украсить свой вигвам свежим скальпом очередной бледнолицей собаки.
