Этот вывод не имел ровно никакого обоснования: мало ли подземных рек текло, не выходя на поверхность! Но своей цели лейтенант достиг — бойцы несколько взбодрились от того, что карабкаться на кручу по веревке не понадобится.
А немного погодя он и сам убедился в правоте своих слов — навстречу дул ровный прохладный ветерок…
— Не понял… — Бежецкий посмотрел на свои «Командирские» часы, потряс их, приложил к уху: нет, надежный механизм, еще ни разу не подводивший владельца (на задней крышке, под ремешком имелась гравировка, сделанная два года назад: «Будущему генералу от майора» — часы подарил в день выпуска из училища отец), тикал исправно.
Но обе стрелки почти слились на цифре «один», а из округлого туннеля за плавным поворотом струился мягкий предутренний свет!
— Перепелица! Сколько на твоих?
Сержант подвернул рукав и, продемонстрировав щегольские электронные «Сейко» на металлическом браслете (клялся-божился, что никаким мародерством тут и не пахнет, а часы честно куплены в кабульском духане, но лейтенант ему не верил — брезгливостью хохол не особенно отличался), объявил:
— Час ноль семь.
— Что там, прожектор светит, что ли? — пробормотал офицер, ничего не понимая, и осторожно выглянул наружу.
Над горами занималась заря, и через всю долину к кишлаку протянулись длинные синие тени.
Но изумляться необъяснимому чуду природы было некогда: где-то вдалеке бухнул выстрел, ему ответил другой, и поднялась канонада, дробящаяся и множащаяся эхом в тишине утра.
— Это Максимов, — вычленил опытным ухом из мешанины выстрелов короткие «калашниковские» очереди лейтенант. — Отделение, слушай мою команду!..
* * *
Боек звонко клацнул впустую, и Вадик торопливо передернул затвор, чтобы выбросить давший осечку патрон. Увы, магазин был пуст. Надеясь на чудо, боец перебрал по очереди все четыре, но ни в одном не было видно оливково-зеленого тельца с медной остроконечной головкой. Боеприпасы закончились.
«Гадство какое. — Максимов перевернулся на бок и левой рукой выскреб из нагрудного кармана последний, припасенный на всякий случай патрон: правое плечо, отбитое отдачей, ныло тупой ломящей болью, острыми уколами отдавая по всей руке до кисти — столько стрелять, да еще в таком темпе, солдату не доводилось даже в учебке. — Я думал, дольше удастся продержаться…». Часов у него не было — не положено «салаге» такого богатства по неписаным армейским законам, но с того времени, когда он с радостью увидел, что от его первого одиночного выстрела мешком завалился на бок первый бородач, минуло никак не меньше полутора часов. Вон и солнце успело выкатиться на небосвод, било в глаза так, что больно было смотреть.
Скольких душманов удалось уничтожить, Вадим не знал. Агрессивные поначалу, они быстро умерили свой пыл и на рожон больше не лезли, предпочитая расползтись, как тараканы, по укрытиям, и оттуда постреливать в сторону неуступчивого русского, выжидая, когда у того закончатся патроны. И азиатское терпение их не подвело…
— Руси, садавайса! — в сотый, наверное, раз выкрикнул чей-то высокий надрывный голос из-за небольшой россыпи камней метрах в пятидесяти от Вадикова укрытия: даже удивительно, как за ними удавалось скрыться человеку, а пряталось там, как минимум, трое — это Максимов знал точно.
— Хрен вам, — пробормотал солдат, вставляя патрон в «рожок» и примыкая последний к автомату. Действовать приходилось левой рукой, потому что правая, нывшая от плеча до пальцев, окончательно отказалась слушаться. — Русские не сдаются…
«Синяк, наверное, во все плечо», — подумал он и сам удивился: тут последний патрон остался, а он о синяке каком-то размышляет.
Теперь он лежал, удобно опираясь на камень затылком, и перед ним открывался весь склон, до самой вершины. Сощурив глаза, Максимов различил далеко-далеко нескольких букашек и даже ощутил некоторую гордость: он выполнил приказ лейтенанта и прикрыл его отход насколько смог. До вершины беглецам оставалось всего ничего, и душманам, даже если они очень захотят этого, их уже не догнать. И обойти Вадикову позицию им тоже не удалось — несколько тел пыльными мешками валялось там, где их настигли пули верного «АКМСа».
Наверное, от злости на не желающего отдаться им в руки живым русского солдата афганцы вдруг подняли беспорядочную стрельбу, но ему на это было уже наплевать.
Вадик поднял глаза вверх и посмотрел в бескрайнюю синь над собой. В высоте лениво кружились на широко распластанных крыльях две птицы — может быть, орлы или ястребы, а может быть — какие-нибудь грифы, ждущие, когда внизу закончится заварушка и можно будет спуститься, чтобы спокойно позавтракать еще теплым мясом.
«Не торопитесь, — подумал паренек, укладывая автомат на живот, чтобы обрез ствола был под самым подбородком. — Никуда от вас пожива не денется…»
Палец лег на гладкий, вытертый до белизны металл спускового крючка. Скосив глаз, юноша заглянул в черный зрачок ствола, как в колодец. Он еще до конца не верил, что сейчас оттуда на огромной скорости вынесется кусочек металла, которому суждено оборвать его, Вадика Максимова, короткую жизнь.
«Может, плюнуть на все и сдаться? Поднять руки, выйти из-за камней… Может быть, пощадят?»
И сам знал, что нет, не пощадят. Сразу бы сдался — может быть, и пощадили бы, а теперь… Нет уж: пусть кромсают на куски уже мертвое, бесчувственное тело.
«Интересно, как это будет? Больно или сразу — бах, и нет меня? — независимо от воли шевелились в мозгу странно медленные мысли. — Чернота и безмолвие, как пишут в книгах. А может быть, не врут попы и там действительно что-то есть?..»
Больше всего ему сейчас хотелось спать. Закрыть бы сейчас глаза и забыться сном без сновидений — целую вечность уже без сна. Только попавшей в сеть мухой зудело, беспокоило какое-то не доведенное до конца дело…
— Максимов! Максимов, ты живой?
Что же это за дело-то? Маленькое какое-то, легкое…
— Максимов!!!
Ах, да! Надо нажать пальцем на спусковой крючок. Всего-то…
Но автомат, едва не сломав палец, вырвался из рук и исчез. Обидно. Такого маленького дельца и не сделал… Вадик проваливался в сон все глубже и глубже, как-то отстраненно ощущая, что его вроде бы бьют по лицу. Зачем? Ему так хорошо дремлется, тело наполняется покоем…
— Очнись, Максимов, мать твою!
Вадик с трудом разлепил налитые свинцом веки и увидел над собой знакомое лицо.
— Товарищ лейтенант… — счастливо улыбнулся он. — Вы вернулись…
И окончательно провалился в черноту, подхватившую его невесомое, как пушинка, тело, завертевшую в диком водовороте, колотя о камни, и потащившую куда-то вдаль…
* * *
Отряду Бежецкого удалось подобраться к расстреливающим груду камней душманам очень удачно. Увлеченные боем, те даже не подумали обернуться, вероятно, считали, что с тылу им ничего не угрожает. Непривычная беспечность дорого стоила бородачам. Емельянов принялся «лущить» их по одному из своей «СВД» еще на подходе, с большой дистанции, так что пока они поняли, что внезапно оказались меж двух огней, и принялись неуклюже (попробуйте это сделать, находясь на довольно крутом склоне!) разворачиваться — их песенка уже была спета: в дело вступили автоматы… Двое или трое афганцев попытались было сдаться в плен, но разгоряченные марш-броском парни и не подумали этого заметить, а лейтенант не стал их останавливать. Ему было не до пленных сейчас…
