— Махмуд-Хан?..
Курок несколько раз звонко щелкнул вхолостую — магазин пистолета был пуст — и король замер, лишь тяжелый бесполезный пистолет медленно опускался в слабых руках изнеженного аристократа, влекомый силой земного притяжения.
— Лейтенант Бежецкий?..
На превращенном косыми лучами ночного светила в маску лице — глубокие провалы глазниц и рта на белом — нельзя было различить выражения, но Саше показалось, что король горько усмехнулся. Еще бы — перед ним с направленным на него автоматом стоял тот, кого он когда-то назвал другом…
«Стрелять? — поручик замер в замешательстве. — Как можно?.. Но он же стрелял в тебя?.. Нет, я не смогу…»
«Эфа» сама собой опустилась в его руках, и Александр, сам не понимая, что делает, едва заметно качнул головой в сторону. Как ни ничтожно было это движение, король различил его, кивнул и сначала медленно, не спуская глаз с Бежецкого, будто ожидая выстрела в спину, двинулся в сторону. А потом обернулся и скрылся за безликими коробками зданий.
«Я не вправе распоряжаться жизнью помазанника Божьего… — подумал Александр. — Это — не мое…»
А минуту спустя из ворот появился «турист» с автоматом на изготовку…
14
— Что же ты?.. — почти кричал в лицо бледному понурившемуся Саше «опекун».
За окнами с опущенными жалюзи занимался рассвет. Отряд вернулся на базу без потерь полчаса назад, и теперь в кабинете «старшего» шел тяжелый разговор.
— Почему вы приказали мне оставить этого… этого сопляка одного? — кипел квадратный от амуниции (он снял лишь свой глухой шлем с забралом) спецназовец. — Он же сорвал всю операцию!
— Точно, — неприязненно посмотрел на Александра другой «турист». — Главного упустил.
— Да что вы набросились на мальца? — добродушно гудел из своего угла седоватый краснолицый здоровяк. — Ну, ушел и ушел этот Махмуд. Что с того? Задание-то выполнено!
— Ты что, Федотов? Не понимаешь ничего? — кипел «нянька».
— Без имен, — быстро предупредил худой, похожий на цыгана брюнет, разбирающий, пользуясь минутой, свой автомат: в комнате остро воняло сгоревшим порохом.
Один лишь командир не участвовал в «разборе полетов». Покусывая зубочистку, он удобно расположился у окна и лишь переводил взгляд с одного лица на другое.
— Выполнено! Помяни мое слово: месяца не пройдет, как соберет этот Махмуд свою банду, и тогда уж мало никому не покажется! Такое надо давить в зародыше! Помнишь?..
— Отставить базар, — негромко сказал «старший», и все послушно замолчали, продолжая сверлить друг друга и Бежецкого яростными взглядами. — Задание считаю выполненным. Не совсем чисто, но выполненным. Вы можете быть свободны, поручик. Я сам свяжусь с Кавелиным. Быстренько переоденьтесь, и мой человек подбросит вас до дому.
Когда Саша вышел во двор, давешний микроавтобус ждал его с распахнутой дверцей.
— Сидайте, поручик, — весело улыбнулся ему из кабины давешний «защитник». — С ветерком докачу!
Бежецкий не заставил себя упрашивать: ему было не по себе рядом с этим «змеиным гнездом».
— Неужели вы рассчитывали только на свои силы? — выдавил он, когда авто отъехало довольно далеко от «базы». — А если бы там, во дворце, успели поднять тревогу и на помощь примчались бы войска?
— Не примчались бы, — улыбнулся водитель. — По какому-то стечению обстоятельств места их дислокации этой ночью были блокированы. Наглухо. А теперь их уже разоружают…
— Зачем?
— Ну, мало ли… Вдруг не захотят присягать новому королю? Хотя — вряд ли. Азиаты — народ покладистый. Раз проспали прежнего — ничего не попишешь. Присягнут, как миленькие. Хотя и не все…
— А кто будет новым королем?
— Кто? Ибрагим Второй — больше тут вроде некому. Наверное, уже и корону напялил, торопыга! Или что тут у них полагается? Представляете, поручик? Будят его среди ночи и объявляют: трон освободился, поспешите, если не желаете остаться при пиковом интересе. Ну, он ноги в руки…
Спецназовец был спокоен и весел, как пахарь, завершивший тяжелую, но важную работу, и Александр вдруг вспомнил, что многих людей, окружающих свергнутого короля, он знал в лицо. Может быть, они уже мертвы…
— Остановите, пожалуйста, — попросил он. — Я пешком пройдусь.
Кабул уже входил в свой привычный утренний ритм: улицы с тянущимися по ним вереницами автомобилей и повозок заполнялись шумной, крикливой толпой, в воздухе чувствовался запах дыма, готовящихся к завтраку нехитрых кушаний и свежего навоза. Все, как обычно. Город даже не подозревал, что этой ночью поменял одного властелина на другого. Вернее, ему поменяли.
— Ну, воля ваша. Бывайте! — «Турист» крепко пожал Саше руку и укатил, а он остановился в раздумье. Идти домой и завалиться спать? На душе было гадостно. Что, если…
«Клуб» как раз находился неподалеку. Естественно, в такое время он был еще закрыт, но кого и когда такое останавливало?
— Открывай, — забарабанил в дверь поручик, заставив неприязненно покоситься в свою сторону двух стариков в чалпаках и теплых — утро выдалось свежим — халатах: вольно гяуру
[18]
так шуметь в столь благословенное утро.
Не открывали долго. Наконец дверь приоткрылась, и в щели показалась заспанная ряшка полового Василия, за то время, что молодой человек его не видел, ставшая еще шире. И сонное выражение в заплывших глазках мгновенно сменилось суеверным страхом.
— Свят-свят-свят! — мелко закрестился холуй, пытаясь захлопнуть дверь перед носом у офицера, но тот был начеку и успел просунуть в щель ботинок.
— Ты чего так перепугался, Василий? — прищурился Александр. — Сухой закон с сегодняшнего утра объявили, что ли?
— Так вы живой, Сан Палыч? — немного очухался половой, инстинктивно продолжая дергать на себя неподдающуюся дверь: видимо, движениями у него, как и у динозавра, управлял другой нервный центр, расположенный не в голове.
— А что — сомневаешься? — начал закипать офицер. — Куда тянешь ручонки? В рыло захотел? — почему-то совсем непохоже на себя вскипел он. — Живой я, живой! Не видишь?
Наконец Василий пришел в себя достаточно, чтобы пропустить поручика в пустующее по ранней поре помещение.
— Да ведь болтали, что убили вас, вашбродь, — плаксиво протянул из-за стойки мужик, на всякий случай воздвигнув между собой и посетителем преграду попрочнее. — Зарезали в горах туземцы и косточек не оставили. Я уж со счету сбился, сколь раз дружки ваши за упокой вашей душеньки стопки опрокидывали.
— Врут твои болтуны, — буркнул Бежецкий, оглядываясь: лентяй еще и не думал прибираться в замусоренном с ночи «клубе», воздух в котором все еще был мутноват от табачного дыма. Поэтому и желания оставаться тут надолго не возникло. — Жив я, как видишь. Подавились туземцы моими косточками.
