– Ну и заставили вы нас поволноваться, батенька! – приветствовал меня „вседержитель“, окруженный целым сонмом „ангелов“ обоего пола. – Я уж, грешным делом, засомневался, не впали ли вы в летаргию…
– Где я? – Вопрос был глуп, поскольку я уже понял, что свести счеты с жизнью у меня не получилось.
– Да уж, разумеется, не на том свете!
Но волновало меня совсем другое: неужели моя выходка с портретом не имела последствий? А если окружающее меня великолепие – тюремный лазарет, то как же выглядит нормальная больница для людей, не совершивших ничего криминального?
– Вы в больнице, Георгий Владимирович, – сообщил мне эскулап. – Точнее, в Центральном нейрохирургическом институте
[22]
, а моя фамилия – Бурденко. Николай Нилович. Если, конечно, это вам что-нибудь говорит.
От медицины я тогда был далек, и это имя, теперь известное всем и всякому, тогда никаких ассоциаций у меня не вызывало. Хотя уже скоро все переменилось…
– Что со мной?
Врач посерьезнел:
– Увы, обрадовать вас, батенька, ничем не могу. К сожалению, перед такими ранениями, да еще застарелыми, медицина бессильна. Это ведь у вас еще с Гражданской, наверное? Вот то-то… Так что придется вам, дорогой мой, привыкать к ограниченной свободе перемещения. Но главное, что вы живы, а ноги… Живут же люди и вообще без ног!..
Медицинское светило говорило что-то еще, подбадривало меня, убеждало, а у меня в голове звучало лишь: „Застарелое ранение… с Гражданской…“ Выходит, факт моей попытки самоубийства решили скрыть? Ведь не могло же мне померещиться все это: стрельба по портрету Сталина, удар в грудь… И ранее – потеря моей Вареньки. К тому же никаких ранений, кроме того, давнего, в голову, у меня никогда не было.
Все это так меня занимало тогда, что на слова доктора об „ограниченной свободе передвижения“ я в тот момент не обратил внимания. А зря… Что такое – жить без ног, когда все на свете, вплоть до, пардон, посещения сортира, превращается в подчас неразрешимую без посторонней помощи проблему – мне вскоре пришлось узнать на собственной шкуре…
Так что Хозяин получил то, чего желал: его певчий соловей оказался в клетке. Хоть и золотой, но все равно, клетке.
Окончательно добило меня награждение орденом Ленина все за того же „Большевика“. Награждение, обставленное в присущей „Вождю всех народов“ иезуитской манере: чтобы вручить награду и поздравить меня, в больницу прибыл весь сонм „небожителей“, за исключением одного лишь Хозяина. И орден с профилем другого Вождя, привинченный к лацкану моей больничной пижамы, словно прорвал плотину отчуждения вокруг изгоя, воздвигнутую сразу после той памятной ночи. Были многочисленные и многолюдные визиты, цветы, шампанское, посиделки вокруг моего скорбного ложа, и во всех глазах снова светилось обожание: как же, если сам Вождь…
Горец снова обошел меня. И я сдался…»
Увлеченная повествованием, Ирина перевернула страницу и замерла.
Из прихожей донесся странный звук: кто-то как будто осторожно поскребся в дверь…
10
– Ну и что мы тут имеем…
«Экзаменаторы» шуршали листами, даже не поднимая глаз на Владислава. По всему было видно, что иного, чем более расширенной версии уже известного им финала, они и не ожидали. Помятый «Али-Ходжа» откровенно зевал, не стесняясь своего старшего коллеги. «Иосиф Виссарионович» тоже выглядел не лучшим образом: под глазами набрякли сизые мешки, лицо обвисло, явственно проступила сетка склеротических жилок.
Наконец хозяин поднял на стоящего с независимым видом Сотникова больные, будто у Франклина со стодолларовой купюры, глаза.
– Странный вы человек, Владислав Георгиевич, – покачал он головой. – Стоите тут, думаете, всех нас одурачили… На что вы надеетесь? На то, что сейчас сюда нагрянет спецназ, как в плохих американских боевиках? Что вас освободят, нас перестреляют или закуют в наручники, а вас под белы рученьки выведут на волю? Зря…
Влад молчал.
– Неужели вы считаете, что мы не отважимся на решительные действия в отношении вас? Ладно, вы оказались крепче, чем мы думали, – дружескую трепку от Марата выдержали. Честь вам за это и хвала. Думаете, что это все, на что мы способны? Ошибаетесь. Вы никогда не видели, как человеку отпиливают ногу? Ручаюсь, что даже не представляете всей картины. Даже на операционном столе, под наркозом, это жуткая картина…
Сотников обладал богатым воображением. Вопреки желанию, он представил слесарную ножовку, с визгом врезающуюся в сахарно-белую кость в кровоточащем разрезе, и у него тут же заныли зубы. Видение было настолько ярким, что он не смог справиться со своим лицом.
– Что, представили? – живо спросил «Али-Ходжа», увидев, как переменился в лице «экзаменуемый». – А теперь примерьте на себя.
– Примерил, – сквозь зубы буркнул Владислав. – Только много ли я вам напишу под ножовкой-то?
– Хороший вопрос! Конечно немного. Вначале в шоке. А потом, когда рана подживет, когда боль утихнет… Разве не станет жалко вторую ногу? У вас ведь их две, не правда ли? К тому же можно пилить не сразу под корень, а частями. Помните анекдот про сердобольного хозяина, который очень жалел свою собаку и поэтому хвост ей отрубил не сразу, а по кусочку? Ха-ха-ха!..
Старик присоединился к своему более молодому коллеге, и у Влада по спине мороз пробежал от их хохота.
«А ведь могут! – панически пискнул внутренний голос. – Эти очень даже могут…»
Сотников и без него знал, что здесь, среди оживших средневековых монстров, возможно все. Могут и ноги отпилить, и на кол посадить… Могут даже сварить заживо.
«Интересно, – тоскливо подумал он, – Ирина уже отправила письмо или нет. Дождусь ли я „ответа“?..»
– Но это, знаете ли, на крайний случай, – оборвал смех очкарик. – В качестве последнего довода, так сказать. А пугать вас, я думаю, – не самый продуктивный метод убеждения. На словах оно как-то не очень доходчиво получается. Вот если бы вы все увидели своими глазами, тогда…
– Можно на улице кого-нибудь взять, сюда притащить и показать наглядно, – ожил Марат, стоявший за спиной у Владислава. – Бомжа какого-нибудь или проститутку.
– Дельная мысль, – одобрил «Али-Ходжа». – Только что нашему писателю бомж? Он ведь ему не сват, не брат и не отец… Вот если бы кого поближе…
«Только не это! – похолодел мужчина. – Господи…»
– Марат, – распорядился мучитель, – помнишь, где живет телка этого… нашего уважаемого писателя?
– Конечно помню, – ухмыльнулся боевик.
– Ну так поезжай и привези ее. Давай, давай – чего встал?
– Послушайте, – подался к сидящим вожакам Влад и тут же был схвачен за плечо молодым кавказцем в кожаной куртке. – Хорошо. Я согласен изменить финал.
