Араб держал в руке приличных размеров суму.
— Салам алейкум! — с порога сказал он, поклонился и, дабы подчеркнуть всю бездну своего уважения, добавил по-русски: — Здравствуй, сука, мать твою!
Зубы у него были тоже рыжие, редкие, похожие на частокол, улыбка — приторная и тягучая, как патока.
— Уалейкум ассалам! — не ударил лицом в грязь Щепов, в прошлом историк-арабист. Поднялся, с достоинством пожал руку, уселся сам и указал гостю на стул. — Как родители? Как дом? Как дети? Как жена?
На этого рыжего он в своё время накопал сколько смог. Муса происходил из беднейших крестьян, и жизнь, непрямая, словно полёт летучей мыши, дала ему попробовать всякого: он и землю пахал, и в лавке торговал, и туристов дурачил, изображая хауи — укротителя змей. А когда на Нил прибыли Советы, пошёл работать сюда и нисколько не прогадал. Деньги неплохие, отношение человеческое… В данный момент Муса служил в столовой на левом берегу, потихоньку приворовывал и с энтузиазмом стучал. И дело было даже не в платности его услуг, хотя кто на Востоке денег не любит? Дело было в уважении и преданности, заслужить которые нелегко.
Кто пригласил Мусу в клуб на Новый год к настоящей ели, хорошему столу и фильму «Карнавальная ночь» с арабским переводом? Кто достал ему поздравительную открытку с подписью самого президента, которую можно отоварить на десять фунтов в любом государственном магазине? Кто всегда нальёт Мусе стакан-другой «Столичной» да ещё даст в дорогу бутылку?..
За четыре года знакомства с русскими друзьями бедный араб пристрастился к алкоголю. То, что научился скверным словам, — это ладно, а вот за водку мог родину продать. Странно, но «Столичная» действовала на него даже сильнее гашиша, после выпитого стакана душа возносилась прямо к гуриям, в мусульманский рай. Какой Коран, какой пророк — наливай!
— Хвала Аллаху, всё коляс,
[14]
— снова поклонился Муса, подошёл к столу и положил на него суму. — Нынче у нас в саду славный урожай. Здесь финики «заглюль» и апельсины «биссура», сладкие, сочные, ароматные, язык проглотишь. Кушайте на здоровье.
— Ну спасибо, спасибо, царский подарок!.. Надо бы отметить нашу встречу… — Щепов убрал суму под стол, хлопнул дверцей холодильника, вытащил водку и закуску. Звякнул гранеными стаканами, быстро оглянулся на Мусу. — Ничего, что сегодня джума?
«Столичная» была запотевшая, со слезой. По кабинету густо поплыли ароматы шпрот, сельди, краковской колбасы, баночной ветчины.
— Аллах велик, он простит! — сглотнул слюну Муса, придвинулся поближе, дёрнул бородой. — Так, наверное, будет пахнуть в раю…
Сам Щепов практически не пил, всё больше подливал Мусе. Тот ухал, гладил бороду, черпал ложкой вкусную свиную тушёнку. Аллах велик, он простит…
За выпивкой и едой Муса рассказывал начальнику Владимиру о событиях последних дней. Седой электрик Али, оказывается, уверял, что раз русские не обрезаны, значит, верить им до конца нельзя. Бетонщик Ахмат вчера заявил, что советский президент напоминает ему свинью. Кривой Исса, муж поварихи Гайды, нацарапал на результатах соцсоревнования нехорошее слово «хара».
[15]
Аббас, в прошлом смотритель шудуфов, накурился гашиша и сказал, что плотина эта ему и на зубб
[16]
не нужна и он намерен открыть какую-то там задвижку в трубе, чтобы всё утонуло.
[17]
А в клуб к советским друзьям прибыл новый массовик-затейник, только он не на баяне играет, а всё бегает как арабский скакун по стадиону, не слезает с турника и занимается с другими советскими друзьями боксом. Без перчаток.
Щепов внимательно слушал и кое-что брал на заметку, но знал, что главное было ещё впереди. Интуиция не подвела.
— И вот ещё что. — Муса положил на арабскую питу
[18]
колбасы, сверху водрузил горочку прибалтийских шпрот, залпом хватанул русской водки. — У моей сестры Фатимы есть двоюродная тетя Зухра, а у неё — внучатый племянник Абдула. Непутёвый Абдула, как мы зовём его с детства. Так вот, он с полгода тому назад подался на заработки к империалистам, ломать на части храм,
[19]
расположенный в древнем Ибсамбуле. Дуракам всегда везёт. Работая пилой, Абдула в толще камня нашёл какое-то кольцо. По его словам, кольцо было надето на иссохший палец, который сразу же рассыпался в прах… Впрочем, какой дурак станет верить Абдуле? Взял он находку, принес домой… и у них сразу чередой пошли несчастья. У дяди Измаила издох ишак, у тёти Амани пропали куры, её внука Тагира выгнали с работы, его сестра Басина не доносила плод… Тогда мудрый дедушка Салих посоветовался с имамом, и тот, подумав, велел избавиться от находки — утопить или сжечь. Однако Аллах высоко, а реальный мир повсюду кругом, и Фатима передала кольцо мне, с тем чтобы я обратил его в деньги. Ну а я, зная любовь начальника Владимира к старине… — Муса, прижимая ладони к сердцу, с поклоном привстал, — и зная, что он не боится всяких суеверий, поспешил сюда, дабы его обрадовать. Чего только не сделаешь ради настоящей дружбы! А кольцо — вот оно…
Местную старину Щепов не то чтобы любил, но отчётливо понимал: бросаться ею не стоило. Все эти статуи, папирусы и барельефы — вещи не просто редкие и дорогие, они ещё и несут конкретную историческую информацию. А кто не знает прошлого, тому трудно строить будущее. Недаром здесь ужами вьются и американцы, и французы, и скандинавы. Ушлые империалисты наверняка знали, что к чему. Щепов даже как-то написал инициативный рапорт, но тут Хрущёв посетил древний Луксор, и щеповский рапорт пошёл на подтирку.
[20]
…Щепов задумчиво ждал, пока Муса не развяжет узел на платке, прищурился, глянул. Кольцо от Абдулы не впечатляло. Брось такое на мостовую, вряд ли скоро поднимут. Окислившийся, почерневший металл, овальная неправильная форма и мутный камень, невзрачный, даже не огранённый. По виду — дешёвая поделка. Кому понадобилось замуровывать её в камень?
