Так вот, в этом журнале я прочел фразу какого-то французского левака. Комфорт, писал он, никогда не будет достаточно хорош для тебя, если ты ищешь то, чего нет на рынке.
Наверное, поэтому единственная реклама, которая мне нравится – это знаменитая серия «Бенеттона», с окровавленными рубашками солдат, инвалидами, ранеными и калеками. Жалко, ее никогда не вывешивали в Москве. Если бы я был по-настоящему богат – как Абрамович, Березовский или хотя бы как Патрик Бейтман, – я бы завесил весь город изображениями смерти и страдания. Тогда бы я не стал общаться с миром так, как я это делаю сейчас. Вероятно, поэтому мне никогда не быть по-настоящему богатым. Реальные деньги делают те, кто помогает людям забыть о смерти, – и дают радость хавать то, что есть на рынке.
Вообще, на мой вкус, в России хорошо только одно: православная церковь продолжает считать аборт убийством – а он при этом распространен повсеместно. Мне, с моим послужным списком, приятно жить в стране, где каждая десятая женщина знает, что она – убийца.
Если бы меня спросили, как я представляю себе идеальное общество, я бы ответил: это общество, где боль и страдание уравнены в правах со счастьем. Более того, они признаны самоценными: не боль и страдание ради чего-то, а боль и страдание сами по себе. Наверное, в этом обществе я бы не чувствовал себя таким одиноким.
Мне кажется, Ксения меня понимала. У нее был вкус к боли, чувствительность на страдание. Дело не в мазохизме: однажды у меня была любовница-мазохистка, я порвал с ней после первой же ночи. Меня затошнило от ее желания сделать боль комфортной и приятной. С Ксенией все по-другому: я любил ее за то, как она смотрела на мир. За наклейки в метро, которые она замечала. За истории, которые рассказывала. В конце концов – за сайт, который она сделала.
Я написал ей, что в самом деле считаю ее сестрой: так оно и есть. Она – моя вторая половина, женская ипостась alien'a, Чужого, который живет в моей груди.
Каждое утро я смотрел на цветок ICQ в углу экрана, ждал ее и повторял: с добрым утром, милая Ксения, просыпайся!
Она не ответила на письмо и заблокировала меня в аське. Вероятно, испугалась – я не верю, что она меня отвергла, что не поняла: мы с ней – одно и то же, два зеркальных отражения, разнополые близнецы, платоновские половинки.
Она хотела, чтобы мой ад стал адом для нас двоих. Это не те слова, которые легко забрать назад.
Но теперь, когда она замолчала, мой ад стал иным. Это уже не внезапные приступы, черные спирали, концентрированное отчаяние – нет, ровное чувство, ноющая боль 24 на 7, серая пелена перед глазами. На той неделе я три дня не выходил из дома, а сегодня проснулся от того, что плакал.
Я не убивал уже два с половиной месяца. Для меня это большой срок: как правило, я держался не больше пяти недель. Но я хотел Ксению так сильно, что другим женщинам не было места в моих фантазиях. Я представлял те пытки, о которых она писала, а потом в моих мечтах вместе с ней выдумывал все новые и новые. Я видел нас старыми, прожившими вместе много лет, где-нибудь в Индии или Таиланде, нормальный климат, никому нет дела до убийств, совершенных полвека назад на другом конце света.
Иногда я воображал, как мы убиваем вместе. Такое вполне бывает: девушки субмиссивного типа охотно ассистируют мужчинам в таких делах. Помнится, Карла Гомулка подарила свою четырнадцатилетнюю сестру Тилю Бернардо, своему любовнику. Канадская пресса называла их Кеном и Барби, они были молодые, красивые и влюбленные. Кэрил Фьюгет сама выбирала жертв для Чарли Старкуэзера – не помню, показано ли это в «Прирожденных убийцах».
А если бы даже Ксения не захотела убивать, мы могли бы с ней завести себе рабыню, держать в подвале, развлекаться, придумывать разные забавные штуки. Женщины довольно долго могут жить в таких условиях: семнадцатилетняя Кэрол Смит прожила в семье Хуперов семь лет, при этом три года – в специальном ящике под кроватью. Кэмерон и Дженис трахались буквально у нее на голове. Дженис рожала в той же постели, а Кэрол в это время лежала в своем ящике.
Для нас двоих было столько способов быть счастливыми!
Теперь моя жизнь снова превратилась в ад. Я подумал сегодня: может, лучше бы мне было никогда не знать о Ксении? Не давать фантазиям обмануть меня?
Черный кокон опутывает все прочнее, мне трудно дышать, ток крови в ушах – как удары молота. У меня нет больше сил терпеть.
Сегодня утром я запарковал машину у одного из выходов метро. Я спускался по лестнице торопливо, как больной, который спешит к открытию аптеки. Я знал, что под землей найду лекарство, женщину, которая поможет мне забыть о моей боли.
Вот уже который час я пересаживаюсь с поезда на поезд, вливаюсь в толпу на эскалаторах и переходах, прислушиваюсь к себе, стараюсь не пропустить ни одну женщину. Я знаю: самая незначительная деталь вдруг может послужить знаком. Не важен возраст, не важна длина ног, объем груди, миловидность лица. Выбираешь не тело – выбираешь человека.
Но сегодня все девушки кажутся мне товаром на рынке, товаром, который не нужен мне.
Несколько лет назад Майк влюбился в молоденькую девицу, лет семнадцати. От Любки все скрыл, девица все равно его бросила, и он захандрил. Я посоветовал ему снять девушку в клубе, поехать на море, развеяться, а Майк, едва не плача, сказал: когда любишь, на других женщин просто не стоит. Майк в отчаянии – то еще зрелище, но сегодня я чувствую себя именно так.
Вот две девушки напротив, одна – южного вида, в черном, полноватая, с большой грудью. Красная бретелька то и дело вылезает из-под платья. Подружка – худая, крашеная блондинка с завитками на голове, словно только что из душа, в кофточке красными цветами, с просвечивающим черным лифчиком. Вот они сидят, словно позитив и негатив, о чем-то щебечут, о чем – не слышно.
Брюнетка напоминает мне девушку,
Что когда-то остановила мою машину
В районе метро «Семеновская».
Через несколько часов я узнал:
Все ее тело покрыто мелким черным волосом.
Ноги, живот, спина, даже груди.
Такое часто бывает у южных женщин.
Москва – северный город:
Наверное, она очень стеснялась.
Я оставил ее в подвале,
Коленопреклоненной и связанной,
И на следующий день привез в подарок
Самый лучший крем для бритья
Я покрыл ее пеной, белой, как свадебная фата
И гладко выбрил, от щиколоток до подмышек
Ноги, живот, спина, даже груди.
Выбрил ее той же бритвой,
Которой потом снял с нее кожу
Сегодня меня совсем не возбуждает брюнетка напротив. Сочетание красного и черного – страшно вульгарно. К тому же у ее пота окажется кислый и резкий запах. Даже запаху свежей крови не перебить его.
