Сегодня покупатель был без машины. Он сидел на скамейке в тени и, только приблизившись, Зубов понял, что это совсем другой человек.
Теперь пришел черед игл. Олег втыкал их одну за другой, все двенадцать штук, стараясь попадать в те места, где у человека находятся чакры. Впрочем, он знал, что главная игла - тринадцатая. Священность этого числа в вудуистской традиции имело множество объяснений, но сейчас Олег представил себе семь властителей Семитронья в качестве идеальных сущностей и прибавил к ним шестерых соответствующих им неведомых живых людей. Седьмая - Мила, она мертва, и потому иголок только тринадцать. Он воткнул последнюю иглу прямо в сердце фигурки и замер, ожидая какого-то знака. Его не последовало, но Олег и так чувствовал: дело сделано. Смертоносное железо вошло в сердце куколки ли, живого ли человека - теперь уже не разобрать.
Он поблагодарил всех Эшу и в особенности - Эшу да Капа Претта и начал обратный отсчет. На счет "один" он вышел из транса.
Подпись я, что ли, перепутал? подумал Зубов. У каждого из клиентов была условная подпись для сигналов на пейджер. Хотя риска почти никакого, Зубов на всякий случай страховался: мало ли что будет дальше? Вот, мечтаешь о легалайзе, а вдруг выйдет наоборот?
Дима знал человекав тени: тоже - из деловых, от него как раз и пришел второй клиент. Как говорится, старый друг лучше новых двух, подумал Дима, огорченный, что, похоже, ему все-таки не удалось заполучить нового клиента, - и в этот момент человек поднялся и вскинул руку. Беззвучный огонь дважды сверкнул в лицо Зубову.
* * *
Лепесток пятый
Август, 1993 год
Вот как бывает - отпустишь машину, отправишь водителя на сервис менять масло, будешь гулять по летней Москве, по бульварам, мимо Чистых прудов - и еще издали увидишь: идет, помахивая сумкой, ветер трепет рыжие волосы, юбка плещется вокруг бедер. Какими судьбами, Женечка? Ой, Альперович, ты? Слегка обнимет, чуть прижмется щекой к щеке, отстранится привычно, скажет: я туфли ходила покупать. Хочешь, покажу?
И вот мы сидим на скамейке, рядом старушки собирают пустые бутылки, на траве спят алкаши, парочки целуются, московская жизнь как она есть. И тут мы, почти как молодые, почти как бедные - не в ресторане, не в клубе, не в офисе, просто на скамейке, открываем коробку, смотрим на туфли. Красивые, правда? Сидим рядом, почти как влюбленные.
Свернули с бульвара в переулки, пошли без цели, говорим о том о сем, будто не встречаемся пару раз в неделю на переговорах или у Ромки дома. У них то есть дома, я хотел сказать.
Солнце то зайдет за тучку, то снова припекает, ветер треплет рыжие волосы. Рыжий цвет переменчив, рыжие волосы всегда разные - на улице и дома, утром и вечером, на солнце и под дождем. Буквально как соборы Клода Моне. Последние девять месяцев я изучаю эту колористику: у моей Ирки - рыжие волосы. Сказал бы - такие же, как у Жени, но рыжий цвет слишком переменчив. Да к тому же Ирка на десять лет моложе - кто знает, какими станут ее волосы, когда ей будет тридцать?
Солнце то припекает, то зайдет за тучку; то за тучку, то за тучу - и вот уже потемнело, загрохотало, где-то взвыли сигнализации запаркованных машин. Ой, сейчас ливанет! говорит Женя, и точно: со вторым ударом грома ливень обрушивается нам на голову. Похоже, сегодня боги-громовержцы настроены серьезно, думаю я, - и вот мы уже бежим вниз по Солянке и влетаем в первую попавшуюся дверь. Успеваю заметить: над входом написано "Хинкальная".
Внутри пахнет.
Женины волосы намокли, мокрая юбка липнет к коленкам. Рыжий цвет переменчив, рыжие волосы всегда разные, даже мокрые: от дождя, от душа, от любовного пота. Ирка - старательная любовница: двадцать лет, хочется показать товар лицом. Лицом, руками, грудью, всем телом. Богатый папик, молоденькая чувиха. Классическая пара.
У стойки - толстая пергидрольная блондинка, в белом, похоже, еще советских времен, халате. У нее над головой - включенный телевизор и чучело орла. Вероятно, горного - учитывая кавказскую специфику.
Как ты думаешь, есть тут можно? спрашивает Женя.
Во всяком случае, можно пить, отвечаю я и спрашиваю у продавщицы, какое вино она посоветует. Все хорошие, отвечает она, хозяин сам из Грузии возит. На секунду представляю хозяина: почему-то в виде бородатого гиганта, сурового античного бога-громовержца, насылающего дождь на путников, загоняющего их в закуток "Хинкальной". Заказываю бутылку "Алазанской долины".
Садимся за столик, Женя брезгливо проводит пальчиком по липкой поверхности. На мою просьбу из подсобки едва волоча ноги выплывает девица с бурой тряпкой в руке. На лице - томно-снисходительная мина. Наверно, это мать и дочь: через двадцать лет снисходительная томность сменится презрительной апатией, девушка превратится в пергидрольную тетку.
Я не могу жить в этой стране, говорит Женя, меня тошнит от совка. Даже в частном кафе срач. Вот мы были на майские в Париже - не сравнить.
Там просто другой климат, говорю я и разливаю вино.
Вот как бывает - решишь прогуляться по бульварам, встретишь одноклассницу и вот уже сидишь в какой-то забегаловке, пьешь фальшивую "Долину", смотришь на дождь за окном. С Иркой так не посидишь: статус не позволяет. Мы всегда ходим в дорогие рестораны. Я считаю, это правильно: уж если завел себе любовницу на десять лет моложе, то где же с ней появляться, как не в дорогих ресторанах - чтобы нынешние и потенциальные партнеры видели, завидовали, думали "да, отхватил себе телку Альперович". Пусть завидуют, это для бизнеса хорошо.
Женька отпивает вино, морщится. Она тоже привыкла к хорошему вину, к официантам, которых не нужно понукать. Честно говоря, не так уж они отличаются с Иркой: впрочем, нет - с Иркой так не посидишь. Она красивая девушка, старательная любовница, товар лицом, все понятно - но говорить с ней совершенно не о чем. Десять лет разницы, ничего не поделать.
Мы пьем фальшивую "Долину" и говорим о делах инвестиционного фонда. Я придумал неплохую схему, и теперь мы втроем - Ромка, Сидор и я - должны, так сказать, претворить ее в жизнь. То есть превратить в деньги. Женька тоже в доле: Рома настоял, чтобы ее считали равноправным партнером.
Ты знаешь, говорит Женька, я же во всем этом не особо понимаю. То есть я что-то делаю, отвечаю за рекламу, на переговоры хожу, но мне все кажется - это игра, понарошку. Я знаю, что на самом деле главное мое занятие: тратить Ромкины деньги.
Ирка, соответственно, тратит мои деньги. Любовнице, наверное, сложнее тратить чужие деньги, чем жене. Я оплачиваю квартиру, дарю подарки, вожу отдыхать, хожу с ней по ресторанам… вряд ли она может взять и пойти летним днем покупать себе туфли. Я сам ей куплю, если мне понравятся.
Наверное, потому я и не женат: люблю, чтобы все было под контролем. По крайней мере - в личной жизни. В бизнесе слишком много факторов, всего не учтешь, не угадаешь.
Вот так бывает - работаешь себе спокойно, никого не трогаешь, и вдруг рано утром твоя машина взлетает на воздух у самого подъезда. Показательный взрыв. Так сказать - предупреждение. Никто не пострадал, если не считать жильцов первых двух этажей, где выбило стекла.
