Женщина должна просто любить, вот и все. И мужчина, наверное, тоже.
И в конце концов, объясняет Лера, ничего не остается. Они сжигают свои дома, убивают скот… полная, тотальная деструкция. Логическое завершение потлача.
Я же говорил: похоже на "пиздец", смеется Поручик.
Да, говорит Онтипенко, лучше подарки сразу не брать.
А я всегда брала, что давали, думает Женя. Это не соревнование, не конкуренция. Просто подарок - овеществленная форма любви. Как же можно отказаться от любви? Мальчики, девочки, как я вас люблю.
Женя идет через весь зал к стереосистеме, вечернее платье, обнаженные плечи, длинные ноги мелькают в разрезе. Тридцатник, а фигура как у двадцатилетней. Она включает музыку, кричит Пойдемте танцевать!
Как хорошо, думает Женя. Как прекрасно, когда ты с людьми, которых знаешь всю жизнь, которых любишь всю жизнь. Поручик обнимает Лерку, они танцуют. Они красивая пара, думает Женя.
Девочки, мальчики, как я вас люблю.
Жене кажется - они все танцуют: похмельный Рома, неподвижно сидящий на стуле танцует свою обиду, свою любовь, свое горькое счастье; Леня, глядящий влюбленными глазами, - танцует свою любовь, свою нежность, надежду на продолжение счастья; и Альперович - длинные пальцы отбивают ритм по столу - тоже танцует любовь, память о ночи, воспоминание о всех тех годах, когда он об этом мечтал.
Жене кажется - они образуют круг, чуть касаются друг друга руками, улыбаются, смеются. У них вся ночь впереди, вся жизнь.
– Восемнадцатый век, не хрен собачий! - кричит Сидор. - Красота! Главное - подоконники широкие.
Черный ход, восемьдесят второй год, широкие подоконники. Мы все помним, мы ничего не забываем, наше прошлое всегда с нами, как я вас люблю.
Сидор поет:
Синий, синий иней лег на провода
В небе темно-синем синяя звезда
Только в небе, в небе тёмно-синем.
УУУУ…
Поручик подпевает не в такт:
УУУУ… Пиздец!
Билет в один конец!
Пиздец, русский потлач, думает Женька. Какое это все-таки счастье: одна и та же музыка, одни и те же шутки, одни и те же мужчины. Пять мужчин и Лерка. А больше никого не нужно.
Она улыбается, берет сумочку, достает прозрачный конверт. Маленький клочок бумаги, в самом деле - как лепесток. Даже рисунок похож. Все равно каждый получает, что хочет. Вот и хорошо, думает Женя, а я уже все получила. Большая хорошая семья. Пять мужчин и мы с Леркой. Красивый дом, семь комнат. Места хватит на всех. Будем по ночам приходить друг к другу, заниматься любовью, любить, рассказывать истории, вспоминать прошлое. Я хочу, думает она, чтобы этот миг никогда не кончался.
Наркотики останавливают время, говорила Лерка. Вот и хорошо.
– Эй, смотрите, - кричит Женя, - марка ЛСД! Мой последний лепесток! Давайте поделим на всех!
– Доза небольшая, - говорит Лерка. - Хочешь - ешь одна, мы просто посмотрим.
Читаю стишок (…через север через юг…), вижу круг, лепестки вокруг цветка, мы все - вокруг стола, тычинки наружу, лепестки по ветру, кольцо Сатурна остановилось, замерло время. Я кладу бумажку на язык, две девочки у телевизора, луна в проеме окна, бритая голова Сидора, колечко с цветком, орел над прилавком, самолет посреди дискотеки, семь планет, семь комнат, мальчики, мальчики, как я вас люблю - и мы кружимся быстрее и быстрее, круг сделан, пора вернуться, мое тело падает на ковер, а душа летит ввысь к ослепительному сиянию белого лотоса, раскрытого всей тысячью своих лепестков.
Эпилог
Летом 2004 года, в пять часов утра в субботу Антон встретил в клубе Mix Александра Воробьева, постаревшего "летюча", мужчину, давшего свое имя целой эпохе. Антон вспомнил первые рейвы, веселые и страшные девяностые, время исполнения желаний, время невозможности сказать "нет", вспомнил квартиру на четырнадцатом этаже, семь башен Семитронья, семь лепестков.
Прошло десять лет. Антон никогда больше не встречал героев истории семи лепестков, но ему хотелось верить, что все у них сложилось хорошо.
Времена "экстази" и травы сменились героиновым шиком, пушеры настойчиво предлагали второй номер пришедшим за травой и гашишом, глянцевые журналы два года писали о новой психоделической революции, потом тема вышла из моды, а может, Антон перестал читать журналы. Он по-прежнему работал с Костей, вместе с женой воспитывал дочку, иногда встречался со старыми друзьями, еще оставшимися в Москве.
Олег стал клубным промоутером и при каждой встрече грозился привести в Москву "Current 93". При этом он хлюпает носом и прячет под темными очками расширенные зрачки. Вася-Селезень женился и после рождения ребенка совсем исчез с горизонта. Паша на исходе бэд-трипа выбросился из окна. Никита уехал в Германию и, по слухам, оттуда перебрался в Амстердам. Только Алена по-прежнему работала то секретаршей, то референтом-переводчиком. Она часто меняла работу: раз в месяц, иногда чуть реже, на неделю запиралась дома с двумя стаканами шишек и курила, не подходя к телефону. У нее была коллекция трубок, дюжина видеокассет и CD, специально подобранные альбомы и кальян, купленный в магазине "Путь к себе". За это время Алену обычно увольняли с работы, она давала себе зарок больше никогда, устраивалась в другую контору, потом опять исчезала на неделю и возвращалась к реальности с младенчески ясной памятью, где хранился только доведенный до автоматизма basic English, профессиональные навыки секретарши и постоянно растущие цены на траву. Как написал Антон в письме Горскому, Алена пустила свою жизнь под откос без помощи сильнодействующих средств.
Антон и Горский иногда обменивались мэйлами - и несколько лет назад Антон узнал окончание старой истории. Горский писал:
Представляешь, мне здесь рассказали. Оказывается, в семидесятые этот парень - который носил в кармане кусок пушкинского гроба, - уехал с женой в Штаты. Лет семь назад у него умерла мать, и жена поехала в Москву, разобраться с квартирой и всяким имуществом. И вот, на вылете в Шереметьево таможенники стали досматривать багаж и нашли среди вещей покойной свекрови шкатулку. Ключа не было, но ларчик все равно открыли, а внутри был пакет с марихуаной, немного выцветшей, но не потерявшей своих, так сказать, полезных свойств. Времена были довольно либеральные и даму отпустили, согласились, что только идиот повезет в Калифорнию траву, которую тут купить проще, чем в Москве. Наверно, однажды родители все-таки нашли у парня коноплю - но на этот раз побоялись выкинуть. Вдруг окажется, что это прах Гоголя?
Вот и я, писал Горский, чувствую себя обладателем такого же ларца, где под крышкой лежат воспоминания о временах не столь далеких, но тоже безвозвратно ушедших. Они трогательны и бесполезны, будто никем не выкуренная трава, чудом сохранившаяся в шкатулке, словно цветик-семицветик, засушенный на память между страниц книги.
