— О каком? — равнодушно спросил тот, неспешно
просматривая документы Вельямина.
— «Голубые» украли человека.
— Какая трагедия! — Сержант даже не усмехнулся.
Между тем Настя через его плечо увидела, как длинноволосые
вытащили безжизненного Петрова из «девятки» и под руки повели к подъезду задрипанной
пятиэтажки. Если бы существовал рейтинг домов-инвалидов, эта пятиэтажка, хрипя
от напряжения, выбилась бы в лидеры. Ее фасад выглядел настолько отвратительно,
будто последние несколько лет на него злонамеренно плевал каждый входящий и
выходящий жилец.
— Вон они, смотрите! — закричала Настя и, схватив
сержанта за плечи, попыталась силой развернуть его в нужную сторону.
— Но-но! — рявкнул тот. — Руки!
— При чем здесь руки? Разуйте же глаза! Видите,
человека тащат, как дохлого кота!
— Расцениваю ваши действия как нападение на сотрудника
милиции, находящегося при исполнении, — сурово заявил сержант, не обращая
никакого внимания на похищенного Петрова.
— А! Да что с вами говорить! — очень по-женски
возмутилась Настя и припустила за длинноволосыми.
Бросив бутылки на заднем сиденье, Геракл побежал за ней.
— А вы, гражданин, останьтесь, — велел сержант
Вельямину, хотя тот не делал никаких резких движений.
Настя влетела в подъезд как раз в тот момент, когда за
поворотом лестницы исчезли ботинки Петрова. Она рванула за ними, перепрыгивая
через две ступеньки, но длинноволосые уже втащили свою добычу в квартиру на
втором этаже и захлопнули дверь. На звонки они, естественно, отвечать не
собирались.
— Извращенцы! — завопил подоспевший Геракл. —
Ни дна вам, ни покрышки!
Настя тоже выкрикнула пару оскорблений из скудного личного
запаса ненормативной лексики. Пока они соревновались в придумывании бранных
эпитетов, к подъезду подъехала машина с надписью «Телевидение», из которой
вывалилась бойкая съемочная группа. Она тащила за собой камеру и наполняла
пространство специфическими словечками. Юркий молодой человек в джинсовом
жилете с заклепками забрался в палисадник и принялся топтаться там, выбирая
нужную позицию. Когда Настя и Геракл вышли из подъезда, он как раз начал
говорить в микрофон:
— Мы ведем свой репортаж из обычного московского
дворика. Перед нами дом номер четырнадцать, жильцы которого вот уже пять лет не
выходят на свои балконы, потому что те находятся в аварийном состоянии.
— Слушайте, здесь телевидение! — Настя толкнула
Геракла локтем в бок. — Может быть, попробуем заинтересовать их
киднепингом?
— А кто это? — с интересом спросил тот.
— Это не «кто», а похищение людей, — объяснила
Настя, пристально глядя на оператора.
Тем временем телевизионщики втащили в палисадник потеющего
толстячка в костюме и галстуке.
— За разъяснениями мы обратились к Николаю Николаевичу
Бобрянцу, главному специалисту…
Вокруг съемочной группы тем временем стал собираться народ.
Подтянулись игроки в домино, припозднившиеся старушки, караулившие подступы к
своим подъездам, группы подростков с пивом и просто праздношатающиеся личности.
Настя и Геракл, сами не заметив как, оказались в довольно густой толпе.
— Коррозия, происходящая из-за колебаний погоды, —
тонким голосом говорил Бобрянец, переминаясь с ноги на ногу, —
способствует разрушению арматуры. Только за одну зиму температура воздуха
переходит через ноль более ста раз.
На первом этаже позади потеющего Бобрянца распахнулось окно,
в котором появилась голова изумленной старухи.
— Чавой-то тут такое? — крикнула она своим
товаркам, толпящимся возле палисадника.
— «Новости» снимают! — пояснил кто-то из
толпы. — В телевизор попадешь.
Бобрянец закончил выступление и теперь, когда камера
перестала пугать его, вытирал лоб огромным клетчатым платком.
— Граждане! — неожиданно звонким голосом крикнула
Настя. — Вы знаете, кто живет на втором этаже?
Вот в этом подъезде в квартире справа?
— Гомики! — ответил мужчина, одетый в
тренировочный костюм и черные ботинки с пряжками.
— Может быть, журналистам будет интересно узнать, что
они сегодня унесли с Тверского бульвара человека!
— Журналисты? — ахнул кто-то из толпы. —
Креста на них нет!
Журналисты тем временем пытались снять общий план, радуясь
оживлению в массовке.
— Правильно, как Ленин помер, так они стали церкви
ломать! — коварным голосом заметила какая-то бабка, сноровисто лузгавшая
семечки.
— Ленин-то здесь при чем? — спросил раздраженным
тоном учительского вида молодой человек с круглым значком: «Внук Брежнева —
надежда нации».
— Божественное возвращается в наш мир! — громко
заявил мужик с перебитым носом. У него был дурной глаз и спина размером с
дверцу холодильника. — Если вы не против, я прочту об этом стихи
собственного сочинения.
Он перепрыгнул через низкую загородку и встал посреди вытоптанной
корреспондентом и Бобрянцом площадки. Выбросил одну руку вперед и начал
декламировать:
Ночь обронила бледный иней,
Она прозрачна и тиха.
И возвращаются богини
В розарии ВДНХ.
— ВВЦ! — поправил из толпы человек в круглых
очках. Кто-то тут же ударил его свернутой газетой по затылку и грозно шикнул.
Поэт между тем продолжал с большим чувством:
С прелестной мухинской скульптуры
Начав экскурсионный тур,
Узрят величие культуры
В структуре парковых скульптур!
— По-моему, с этим домом явно не все в порядке! —
шепнула Настя Гераклу.
— Гляди туда! — воскликнул тот, показывая пальцем
на окна второго этажа. Настя задрала голову и увидела, что к стеклу прилипли
две патлатых головы.
— Вон они! — крикнула Настя в полный голос. —
Наблюдают за нами, гады!
В этот момент во двор медленно въехала черная «Волга», из
которой торопливо вылезла какая-то шишка районного масштаба.
— Что здесь такое? — спросила шишка, плохо
среагировав на машину телевизионщиков. — По долгу службы я обязан знать,
что происходит!
— Тут стихи читают, — пояснила какая-то тетка,
которая не слышала почти ни одной графоманской строчки, потому что была мала
ростом и чужие спины поглощали не только вид, но и звук.
Между тем оратор продолжал вещать, все больше заводясь от
неослабевающего внимания публики:
