Мы, помню, гнали их всем миром!
Они, поникнув головой,
Бродили, прячась по квартирам,
И гибли где-то под Москвой.
— Кого это он имеет в виду? — спросило районное
начальство.
— Каких-то богинь, — обронил мужчина в спортивном
костюме. — Не мешайте слушать.
Начальство тут же прижало к полыхающему уху сотовый и
зашипело в него:
— Несанкционированный митинг. Диссиденты собрали народ!
Да и телевидение уже тут!
Настя начала решительно проталкиваться к съемочной группе.
Корреспондент между тем пытал представителя местного РЭУ.
— Нельзя ли нам, — спрашивал он, глядя на
аварийный дом через прищуренный глаз, — войти в какую-нибудь квартиру и
снять разгневанных жильцов и разрушающийся балкон, так сказать, изнутри?
— Можно попытаться, — неуверенно проблеял
тот. — Правда, люди сейчас неохотно открывают двери посторонним…
— Вот самый опасный балкон! — громко сообщила
Настя, показывая пальцем туда, где жили длинноволосые. — Если смотреть на
него изнутри, это просто форменный ужас. Уверяю вас, там есть, что поснимать.
— Просто срам! — выплюнула какая-то бабулька с
криво приколотой к голове косицей. Вероятно, она уже разбиралась ко сну, когда
во дворе начались интересные события. — Нашли, чаво снимать! Притон у них
там наркоманский.
— А какой раздолбанный балкон! — подхватила
Настя. — Не в каждом притоне такой увидишь.
— Что ж, давайте попробуем туда подняться, —
неожиданно согласился корреспондент, мельком глянув на Настю, и махнул рукой
оператору. Тот молча водрузил камеру на плечо и послушно зашагал к подъезду.
Настя, Геракл и еще несколько человек из толпы потрусили
следом. По дороге к ним присоединился одышливый участковый, которому кто-то из
жильцов настучал о приезде телевидения.
Присутствие участкового, вероятно, и позволило решить дело
положительным образом — длинноволосые, давно и хорошо с ним знакомые, открыли
дверь.
Это была их стратегическая ошибка. Вероятно, они
рассчитывали на какие-то переговоры, но Геракл, завидев узкую щель, не
раздумывая ринулся вперед, и они отступили, нервно вереща. Впрочем, их никто не
слушал.
Любопытная толпа ввалилась в комнату, просвистела ее
насквозь и вскрыла балконную дверь.
— Я же говорила, что вы увидите ужасное! —
закричала Настя.
На балконе, прямо на полу лежало что-то длинное и живое,
накрытое пледом. Геракл протянул лапищу и сдернул плед. Присутствующие увидели
спящего Петрова с блаженной улыбкой на лице. Чело его было ясным, а верхняя
губка конвертиком нависала над нижней.
— Кто это? — строго спросил участковый, и из-за
спин тотчас же раздался тонкий голос с придыханием:
— Это мой брат!
— Врешь! — закричала Настя, резво оборачиваясь к
патлатому, потому что это был, конечно, он. Тот, который покрупнее. Более
невинной физиономии Настя в жизни своей не видела: нос картошкой, незабудковые
глазки и мягкий подбородок с редкой белой щетинкой. — Вы с приятелем
увезли его с Тверского бульвара!
И вы бежали так, будто ваши пятки сам черт облизывал!
— Конечно! Мы ведь бежали от вас.
— Зачем бежали? — строго спросил участковый.
— Колька сказал, что задолжал одной стерве штуку
баксов, теперь она его преследует.
— Вы что же, решили, что это я?! — возмутилась
Настя и повернулась лицом ко всему честному народу:
— Я похожа на стерву?
— Да! — хором сказали все женщины, затесавшиеся
посмотреть на притон.
— Нет! — хором сказали все мужчины, включая
оператора и шишку из администрации.
— В любом случае, — заявила шишка, — вы не
похожи на стерву, которая может дать взаймы штуку баксов.
— Это мой друг! — Настя пальцем показала на
причмокивающего Петрова. — Он немножко перебрал, и я решила отвезти его
домой. А его унесли прямо у меня из-под носа.
— Если это ваш друг, то побыстрее уберите его с
балкона, на улице темнеет, нам придется ставить дополнительный свет, —
раздосадованно заметил корреспондент.
Отчего-то его просьбу восприняли как руководство к действию
почти все присутствующие и всем гуртом ломанулись на балкон.
— Стойте! — испуганно закричал патлатый и вытянул
вперед руки с растопыренными пальцами.
В ту же секунду раздался отвратительный хруст, и балкон,
дрогнув, начал медленно обрушиваться вниз, словно сухое ласточкино гнездо.
Настя закричала и попятилась назад, потянув за собой Геракла. Оператор,
восторженно ухая, снимал сцену «Гибель Помпеи», прыгая по скользкому паркету,
словно фигурист, нутром чующий олимпийское «золото».
— Вот и все, — грустно простонал патлатый, стоя
посреди комнаты весь в белом. Черные носки, вкрапленные в образ его невинности,
почему-то рассердили Настю.
— Если бы не ваша вопиющая трусость, ничего бы не
случилось! — крикнула она по дороге к двери.
— Я проявил чудеса храбрости, спасая брата! —
возмутился тот.
— И где теперь ваш брат? — уничтожила его Настя и
устремилась на улицу.
Здесь стоял гвалт, как на птичьем базаре. Балкон,
оказывается, не свалился вниз окончательно, а повис на одном «ушке», высыпав
всех, кто на нем был, в тот самый палисадник, где начиналась съемка.
По странному стечению обстоятельств в этом же дворе
обнаружился травмопункт, откуда граждане под руки привели поддатого дежурного
врача. Он бродил в опасной зоне, словно турист среди величественных развалин, и
время от времени восклицал:
— Какая драма!
К счастью, все пострадавшие остались живы. Даже шишка из
местной администрации. Впрочем, сейчас шишка выглядела так, будто ее вылущила
белка. Но самая большая неприятность случилась с Петровым.
Плед, в который он был завернут, зацепился за кусок арматуры
и повис над головами собравшихся, словно люлька со спеленутым младенцем.
Пришедший в себя Петров лежал в этой люльке вниз лицом и тупо повторял:
— Господи, что я пил?
Спустя некоторое время, злобно воя, к месту происшествия
подтянулись медицинские и пожарные машины. Когда Петрова спустили на землю,
санитары сразу же протянули к нему свои большие равнодушные руки.
Но тут вмешался Геракл:
— Я сам его донесу! — важно сказал он, оттолкнув
плечом ближайший «халат». И добавил для Насти:
— Вон наш Шумахер, дуем к нему.
Спасенный Петров обнял Геракла за шею и доверчиво прижался к
его широкой груди.
— Слушай, зачем он тебе сдался? — брезгливо
спросил тот, гулливерскими шагами двигаясь в направлении «Волги». —
Настоящих мужиков, что ли, мало?