Маленький чертик выскочил из Настиного подсознания и толкнул
ее под локоть. Она вздрогнула и заступила Ясюкевичу дорогу. Чертик бойко дернул
ее за язык, и Настя проворковала грудным голосом:
— Ах, доктор, дорогой! Я потрясена вашим
профессиональным мастерством! Ваши занятия — это нечто волшебное. Я чувствую в
себе силу, необузданность и подлинную волю к жизни! Такого со мной никогда не
было.
Ясюкевич благосклонно прикрыл глаза, как сытый удав,
согретый солнечными лучами. Чертик повис у Насти на языке и болтал ногами.
— Скажите, Константин Алексеевич, — вкрадчиво
спросила она, — а не проводите ли вы занятий с пациентами один на один?
Ведь к некоторым нужен индивидуальный подход…
Удав поднял веки и окинул Настю откровенно оценивающим
взглядом. Чертик забежал сзади, подпрыгнул и ткнул ее кулаком меж лопаток. Она
тотчас выпятила грудь и облизала губы.
— Индивидуальный подход… — эхом откликнулся
усатый. — А что конкретно вас беспокоит, дорогая моя?
— Одиночество, доктор, — со страстью ответила
Настя. — Оно снедает меня. Оно гложет!
Вероятно, охотничий азарт зажег в ней тот внутренний огонь,
на который мужчины клюют сразу, словно прозрачные мальки на приманку.
— Можем обсудить это за бокалом вина, — решился
наконец Ясюкевич и, подойдя к своему автомобилю, придержал для Насти дверцу.
На ватных ногах она сделала несколько шагов и медленно
заползла в салон. Она готова была открутить чертику голову, но он уже спрятался
и не подавал признаков жизни. «Мне надо замуж, — обреченно подумала Настя,
когда Ясюкевич тронул машину с места. — Я совершаю поступки, которые
заставили бы Фрейда восторженно потирать руки». Впрочем, она понятия не имела,
как еще можно приблизиться к «телу». Чем заинтересовать? Если Ясюкевич замешан
в дела «КЛС» — а он точно замешан! — то все остальные подступы к нему,
кроме обнаруженной Настей лазейки, свирепо охраняются.
Настя смутно осознавала, как они ехали по городским трассам,
как поднимались в застекленном лифте куда-то под самую крышу новенького,
закругленного со всех сторон дома. Единственное, на что она обратила
внимание, — это папка, которую Ясюкевич не выпускал из рук, а войдя в
квартиру, сразу же спрятал в письменный стол.
— Располагайтесь, дорогая. Вас ведь Настя зовут,
да? — Он обвел рукой всю красоту, которая до краев наполняла
квартиру. — Сейчас немного отдохнем и начнем безжалостную борьбу с вашим
одиночеством.
Настя тотчас же почувствовала себя висельником, которому
показали ту самую веревку. И что теперь делать, интересно? Завлечь его в ванну
и утопить? Сказать, что она передумала? "Надо сделать так, чтобы он сам
отказался от меня! — осенило Настю. — Мысль замечательная, вот только
тактику продумывать некогда.
Сложное дело!"
Дело действительно казалось сложным. Ведь Насте надо не
просто убежать, иначе зачем вообще все это затевалось? Предварительно следует
хотя бы покопаться в его бумагах. Здесь у усатого настоящее логово — две
металлические двери, сигнализация, охрана внизу. Не так уж и опасно держать под
рукой важные документы.
Такие, которые, если и не станут в чужих руках компроматом,
то позволят Насте хотя бы на шаг продвинуться в ее хаотичном расследовании.
«Может, он уйдет на кухню, чтобы принести вина? — подумала
она, бросив вожделеющий взгляд на письменный стол. — А я бы одним глазком
заглянула в ту папочку». Словно по мановению волшебной палочки, зазвонил
телефон. Ясюкевич, который только что расстался с пиджаком и аккуратно вешал
его в шкаф, извинился, вышел в другую комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
Настя тут же взвихрилась, словно пыль под метлой, и в два
прыжка оказалась возле стола. Папка лежала в самом верху. Она схватила ее и
коленкой задвинула ящик. Потом снова метнулась к дивану, откинула обложку и,
приподняв диванную подушку, уже в раскрытом виде разложила папку под ней. Чтобы
было удобнее читать, Настя встала на колени и засунула под приподнятый край
диванной подушки голову.
В папке лежала всего одна компьютерная распечатка —
листочек, густо заполненный сведениями о каких-то людях. Здесь были фамилии,
адреса, телефоны, занимаемые должности, перечень членов семьи и еще какая-то
мелочовка, в которую Настя не успела вникнуть. «Я провалю это дело! —
поняла она, шаря глазами по строчкам. — Фотоаппарата у меня нет, даже
блокнота в сумочке нет. А разве я все это запомню?»
Тогда она решила запомнить что-нибудь одно, но твердо.
Выбрать оказалось легко. Одна фамилия в середине списка была обведена красным.
Воровато оглянувшись на дверь, Настя прочитала: "Медведовский Леонид
Леонидович. 1960 года рождения. Гендиректор фирмы «Восток-Спецпроект». Ниже
было написано:
«Супруга Лариса Львовна». Лариса Львовна была безжалостно
зачеркнута. И на полях стоял восклицательный знак.
Дверь мягко дрогнула, и за секунду до того, как она
открылась, Настя успела хлопнуть углом диванной подушки. Папка осталась под ней
— Что с вами, милая? — спросил Ясюкевич, увидев Настю на коленях возле
дивана. — Что вы делаете?
— Одиночество раздирает меня! — воскликнула та,
принимаясь истово биться головой о мягкую обивку. — Не оставляйте меня
одну, доктор! Не оставляйте никогда!
Озадаченный доктор, который и в голове не держал, что у
подобранной им девицы и в самом деле какие-то проблемы с психикой, схватил ее
под мышки и водрузил на диван.
— Вижу, детка, вам действительно необходимо
расслабиться, — заявил он.
— Вино очень расслабляет меня! — возвестила Настя,
надеясь, что он уйдет на кухню, а она в это время затолкает папку обратно в
стол. — Или чай, — добавила она, подумав, что вино может находиться в
комнате в баре. А чай-то уж точно на кухне.
Однако на кухню Ясюкевич не пошел, а уселся рядом и ласково
обнял Настю за плечи. Эта ласковость была неприятной. Наверное, потому, что
Настя боялась Ясюкевича. Она была уверена: он замешан в убийствах, поэтому ей
все казалось в нем опасным — умные глаза с жесткими зрачками, ухоженные усы,
под которыми пряталась несмываемая усмешка, руки с сильными артистичными
пальцами.
— Душечка, — приятным, хорошо поставленным голосом
сказал он, — доверьтесь мне, я вас и без вина расслаблю.
Он наклонился к Насте и провел усами по шее. Ее скрутило от
ужаса. «Может, укусить его? — подумала Настя. — Впрочем, нет, он ведь
доктор, сдаст в приют для психов, никогда не выберешься. Господи, наведи на ум!
Подскажи, что делать?!»
— Не надо каменеть, котеночек, — пробормотали усы
прямо в вырез Настиного платья. — Отпусти себя, дай себе волю!
Он ловко накрыл губами ее рот, и Настя непроизвольно
зажмурилась. Он целовал ее мастерски, и пахло от него изысканным горьким
одеколоном, и Настя подумала, что именно так пахнет дорогая смерть. Смерть, за
которую хорошо заплатили.
