Маша встала и пошла к прилавку - видимо, выбрать себе еще сладкого, а может, просто хотела немного побыть одна.
– Бедная девочка, - сказала Таня, - как она это переживет.
– Она сильная, - сказал Иван.
– Ты-то сам как? - спросил Абросимов.
Иван пожал плечами, и Денис ответил за него:
– Мы все держимся.
– Да, изо всех сил, - сказала Таня, а потом поцеловала Абросимова в щеку и прибавила: - Закажи мне еще "бейлиса", я сейчас вернусь.
Она пошла в туалет, не заметив, что минутой раньше там уже скрылась Маша.
– Она тебе говорила, что была у него вчера? - все-таки спросил Денис.
– Да что мне говорить, - сказал Абросимов, - я сам видел. Подъехала в одиннадцать на своей машине, запарковалась у самого подъезда.
– А когда ушла? - спросил Иван.
– Не знаю, - пожал плечами Абросимов, - я не смотрел, я спать пошел. Что я, всю ночь должен у окна стоять?
Больше всего хочется последовать примеру девушек, подумал Денис, встать и уйти, все-таки это совершенно невыносимо. И к тому же здесь нельзя курить.
9
Первое, что увидела Маша, когда проснулась, были четыре единички, частоколом мигавшие на крохотном дисплее походного будильника. За три года жизни с Мариком совсем отучилась вставать сама, Марик всегда будил по утрам, когда нужно было, заводил себе огромный, еще из совка привезенный металлический будильник, который должен был бы мертвого поднять, и в Машиных сновидениях звонок превращался то в сирену пожарной машины, то в какой-то небесный звон, - и тут Марик вскакивал, мчался, натыкаясь на предметы, через всю комнату, бил ладонью по сверкающей полукруглой шляпке и некоторое время стоял, озираясь: где я? Специально ставил подальше от кровати, потому что знал, что если рядом - хлопнет не просыпаясь и даже не вспомнит через два часа, когда проснется. И, странное дело, она всегда просыпалась не от этого звона, а от наступившей тишины, открывала глаза и видела растерянного Марика посреди комнаты, вылезала из-под одеяла и шла на кухню готовить завтрак.
Марик говорил, что он чудовищно ленив и поэтому старается устроиться на работу, где фактически требуется только присутствие на рабочем месте, при минимальных - по его меркам! - интеллектуальных усилиях. Да, необходимость идти на работу к девяти часам - единственное, что может поднять утром. В противном случае Марик будет спать сначала до полудня, потом до двух, потом до шести и так - пока день с ночью не поменяются местами. Когда они ездили с Машей отдыхать - в Эйлат, на Синай или в Европу - так оно всегда и происходило: к концу первой недели они выползали на пляж к закату, не успевали куда собирались, и в конце концов возвращались в Хайфу не выспавшиеся, потому что гуляли всю последнюю ночь, а утром паковали вещи.
Маша купила себе этот будильник, когда рассталась с Мариком. Увидев в маленькой лавке на Адаре, она сразу поняла: то, что нужно - никакого хромированного металла и громкого тиканья, никакого мариковского антиквариата, никаких воспоминаний о Марике. Так всегда, по внезапному наитию, она и покупала самые любимые вещи: так, вскоре после приезда в ювелирной лавке в Иерусалиме купила себе дешевое колечко с хамсой, "рукой Мириам" - и с тех пор почти не снимала с пальца, хотя вообще-то не носит колец, не любит, но про это сразу поверила - приносит удачу, как и говорил жуликоватого вида продавец, тараторивший на иврите и английском с чудовищной скоростью. Хамса была в Израиле повсюду - общий для арабов и евреев амулет с изображением анатомически невероятной руки со вторым большим пальцем, добавленным вместо мизинца для симметрии. Ее вплетали в узоры решеток, подвешивали на цепочках в домах, носили на шее и на руке. Маша так толком и не узнала, оберегает ли он от злых сил, приносит ли удачу, но кольцо носила вот уже шесть лет.
Так и в тот раз, в лавке на Адаре, она знала, что должна купить этот будильник, - и уже заплатив двадцать шекелей, засомневалась - как она будет просыпаться от такого тихого звонка? Но оставшись одна, Маша с недоумением выяснила, что просыпается без будильника - где-то на час позже, чем обычно будил ее Марик. После того, как она решила зарабатывать продажей собственных картинок, рано просыпаться нужно было только в дни ярмарок, куда Маша приносила бедуинов на верблюдах, Стену Плача, виа Делароза, старый Иерусалим, просто пальмы у моря. Картинки брали хорошо, стабильные деньги, хотя и небольшие. Пару раз удавалось хорошо продать большие пейзажи, нарисованные, еще когда она жила с Мариком (кольцо помогло?). На деньги, вырученные за каменные статуи Тимны, Маша поехала в Прагу; а вид на бахайский храм обернулся билетами в Москву и обратно.
Вот уж разные получились поездки: в Праге Маша остановилась в дешевом хостеле, была все время одна и весь город исходила пешком. В Москве ее возят на машине, поселили в трех звездах и окружили заботой - но все это выглядит запоздалой компенсацией за то, что Сережи Волкова в Москве не было, как, впрочем, не было уже и в Праге и в любом другом городе мира.
Волков увидел ее в Староместской толпе - Маша глазела на знаменитые часы. Каждый час Христос и апостолы шли друг за другом, а Смерть с песочными часами замыкала шествие. Маша увидела Волкова, едва за Смертью закрылась дверца - он окликнул, она обернулась, еще думая, не переехать ли в Прагу, сменить натуру и продавать картинки здесь, а не выискивать еще не охваченные дома в богатых кварталах Хайфы. Маша как раз представляла, как нарисовала бы Смерть с часами, когда кто-то закричал через всю площадь: "Маша! Манейлис!"
Сейчас она лежала под одеялом в гостинице, смотрела, как четвертая единичка превращается в двойку, потом - в тройку, и думала о пражских часах, о песочных часах в руках Смерти, о смерти Сережи Волкова, о том, когда она улетит из Москвы и сможет ли растянуть деньги на три недели, особенно учитывая московские цены.
ЧертМаша вскочила с кровати. Она же совсем забыла, в полвторого Иван собирался заехать, свозить на ланч. А сейчас уже 11:25, то есть 12:25 по Москве. Маша бросилась в душ - похоже, с утра ванну принять не удастся, - но под струями горячей, воды, непривычно пресной на губах, снова успокоилась. Время еще есть, что она так разнервничалась, в самом деле. Неужто из-за Ивана?
Да, в ее жизни явно не хватало сдержанных и спокойных мужчин, способных полвечера просидеть, не говоря ни слова, как герои старых американских кинокартин. Марик в свое время целый год таскал ее с собой в местную синематеку и брал в прокате только черно-белые фильмы, восхищаясь их стильностью. Смешно - сам он ничуть не походил на героев, что в пелене табачного дыма небрежно опираются на стойку бара, с сигаретой или стаканом виски в мужественной руке. И дело было, конечно, не в виски, не в сигарете, а в чем-то неуловимом, чего у Марика не было, а у Ивана - было. Даже то, что вчера Иван пил всего-навсего капуччино, ничуть не мешало, хотя Маше все-таки не доставало вьющейся в воздухе никотиновой вуали.
Что ни говори, жаль, что в "Кофе Бине" нельзя курить.
