Зверь-птица не торопился покидать найденное им у места СОБЫТИЯ укрытие. В нем было удобно. Оно напоминало ему естественную среду обитания давно исчезнувших с Земли львов-орлов. Отсюда можно было наблюдать и думать, а при необходимости скрытно напасть на все, что преградит подход к пока еще не ясной цели. Разум Дьявола назвал ее НЕЧТО. Для него оно было только ориентиром будущего познания. В конкретную цель НЕЧТО предстояло превратить Фошу, когда он почувствует ее реальную осязаемость.
— От людей, — отметил Грифон, — укрытие более чем надежное. — Однако таково ли оно, если взять в расчет присутствие на Земле разума, организовавшего СОБЫТИЕ. Не зря хозяин несколько раз упоминал о вероятности прихода к людям САМОГО.
Как только посланец Дьявола позволил себе мысль о Создателе, ее движение застопорилось, а разум потянуло в сторону странно обустроенного места с толпящимися вокруг него бедно и, на его взгляд, несуразно одетыми людьми.
— Что это? — хотел он задать вопрос хозяину, но вовремя осекся. Обратные шаги было делать поздно.
Право на них у него уже было отнято. Реагировать на происходящее с ним и вокруг него надо было самому. Желательно быстро, не подставляя себя под охраняющую НЕЧТО ошибку антимира.
— Осторожность! Вот что должно определять выверенность и своевременность моих очередных действий, — вспомнил Фош одну из систем защиты, которую ему вместе с разумом передал Дьявол. Это свойство разума в антимире ценилось особо. Благодаря ему дьявольская сущность сумела оградить себя от проникновения в ее мир заповедей добра. Соратники, да и сам Дьявол, никогда не расставались с ним, покидая свою территорию. Они знали, что путешествие без него по контролируемому Богом пространству-времени Вселенной — верный путь к заражению вирусом ошибки, расплатой за которую может стать перерождение их разума. «Зло, — не упускал случая напомнить Дьявол соратникам, — должно быть осторожным. Забыв это, не пытайтесь вынести с собой за пределы нашего мира ни один из созданных им пороков. Презревший осторожность опозорит пороки перед первой же крупицей добра. Тогда даже самый низменный из людей сочтет, что рано отдал нам свою душу. Помните! Люди не жалеют о проданной душе при условии, что пороки, сознательно приобретенные в обмен на нее у зла, сразу же доказывают свое безусловное преимущество перед добром, подаренным САМИМ человеку при рождении».
В Божьем доме, наоборот, востребованность разума его жителей в осторожности никогда не превышала норму, которую считали ниже минимальной. О ней вспоминали лишь в случаях, когда количество принимаемого ангелом во имя человека добра могло перегрузить его разум. Как убедился Создатель на примере Люцифера, добро, переполняющее возможности разума, может вызвать его перерождение. Осторожность, конечно же, жила в разуме жителей Божьего дома, но где-то на самых его задворках. Никто из ангелов в ней не нуждался, потому что в царстве добра не было места боязни. Кого опасаться, когда их естество всецело принадлежало Создателю. Вера в НЕГО предполагает только любовь к НЕМУ, ко всему ЕГО окружению и полностью исключает какую-либо боязнь величия и могущества разума БОГА. На том ангелы и стояли. Соседство же со злом на Земле и встречи с ним на просторах Вселенной рассматривались ими как необходимость, обеспечивающая предопределенную Творцом эволюцию Всего и Всякого. В том числе и зла.
К такому вот свойству разума и обращался Грифон. Мысль вновь интенсивно заработала. Но ее движение пошло в направлении, обратном от образа Создателя. Осторожность подсказала Фошу, что ни при каких обстоятельствах здесь, на Земле, в непосредственной близости от События, он не должен упоминать о САМОМ. Особенно в связке с мнением о нем Дьявола. Иначе его разум очень быстро, а потом уже навсегда, останется под влиянием воображаемой им формы разума непознаваемого Творца. А это уже ошибка, за которой последует неминуемая смерть.
Умирать, когда у него появился разум, ничего не сделав в жизни, Грифон не собирался. Он полностью положился на гарантированную Дьяволом надежность защиты антимира — осторожность. Выставленная им на самое острие разума, она заработала, словно фильтр. Через нее наружу просачивались только те действия зверь-птицы, которые вели к цели без оглядки на мысли о возможном присутствии на Земле Создателя.
Однако отвлечь Грифона от места, к которому так неосторожно, необдуманно потянулся его разум, она уже не могла. Такое было под силу только хозяину Фоша. Но он молчал и ничего не предпринимал. Сказано же было, что помощь придет всего лишь один раз. И только в случае…
— Разве такой случай не наступил? Кто-то, помимо моей воли, затягивает меня в свои… — Фош предпринял не очень-то обоснованную попытку прощупать серьезность выдвинутого им мотива для обещанной помощи. Тотчас же он почувствовал, сколь основательной защитой от глупости наделил его Дьявол. Она мгновенно развернула еще не заданный вопрос в предупреждение: «Внимательнее с вопросом. Еще немного, и ты опять вернешь свои мысли к САМОМУ. Неужели до сих пор не стало понятно, что твой — это и его, хозяина, разум. Столь уникальный, доселе не существовавший во Вселенной синтез может интересовать только одно существо. Да! Нетрудно догадаться какое! Не проявляй интерес к тому, что сам надумал, а не познал как препятствие. И запомни! В обещанной помощи речь шла о его непреодолимости. Столкнешься с ней, — тебе точно будет не до вопросов. Ты их просто не успеешь задать. Тогда за тебя и решат, в какой момент прийти на подмогу. Советую, не тревожь понапрасну разум хозяина обстоятельствами, не относящимися к непреодолимым».
— Ну, решат, так решат, — не стал спорить Фош. — Значит, там, дома, не видят оснований для вмешательства. Раз так, то чего остерегаться?! Все идет нормально. Можно не опасаться, что мой разум устремился за чужой волей. Видимо, так нужно хозяину.
— А тебе самому это необходимо? — процеживая через себя мысли Грифона, предупредила осторожность.
— Скорее да, чем нет, — не выказывая недовольства к вмешательству защиты в его личное отношение к позиции, занятой Дьяволом, миролюбиво произнес Фош. — Не Я устанавливаю, что потребно моему разуму. Необходимо то, на что, прежде всего, обращен разум хозяина. Для всех, кто не видит резона своего существования за пределами истины зла, он единолично определяет и толкует необходимость. Думаю, смысл ее столь же безграничен, как необъятны по грандиозности задуманные им дела. Дальше продолжать не буду. Остальное — от того порока, который пользуется повышенным спросом у людей. От лукавства.
— Что же, тогда вперед! — сняла свои ограничения на свободу действий Грифона защита. — Зло не оставит твой разум в одиночестве, — добавила она уверенности приготовившемуся к выходу из укрытия Фошу. И правильно поступила, предчувствуя, что лев-орел Дьявола, этот стертый когда-то САМИМ с Земли человеческий символ богоподобия, вряд ли подберется к сердцу СОБЫТИЯ самостоятельно.
Фош вышел из укрытия с достоинством, присущим разуму высшего порядка. Преисполненный, как и все в антимире, полного презрения к людям, он решил идти к цели, ломая, препятствующий его ходу, человеческий разум. В плоти и жизни людей он не нуждался. Лишенные им подарка Бога — разума, они не представят преграды для зверя, которого своим разумом одарил Дьявол. «Кто они, вообще, эти люди, чтобы Я допускал их какое-либо серьезное участие в СОБЫТИИ, — думал Фош, прощупывая давно забытую им земную твердь. По ней ему предстояло мчаться, ползти и карабкаться туда, где на нее, также как и он, оперлось неизвестное НЕЧТО. — Большая часть человечества уже продала свою душу Дьяволу и соратникам. За остальными дело тоже не станет. Не тот разум у хозяина, чтобы удовольствоваться достигнутым. Как глубоко он заглянул в естество человека, когда еще на первом слете соратников предложил аксиому, навсегда определившую отношение антимира к лучшему творению Бога на Земле. „Люди, — сказал он тогда, — несовершенная материальная форма для хранения самого ценного своим совершенством товара Вселенной — человеческой души. Такого рода товар обменивается только на свой эквивалент. Он имеется в антимире. Это — порок, представленный как человеческое счастье“. Эквивалент, насколько Я понимаю, оказался столь высокого качества, что торговля душами людей шла беспрерывно и, год от года, нарастающими темпами. Тогда зачем люди СОБЫТИЮ, если лучшее, что в них есть — души, уже принадлежит антимиру? Определенно, незачем!» — отрезал от себя какой-либо интерес к людям Грифон, не сочтя их препятствием на пути к сущности СОБЫТИЯ.
