После ужина Артем, оглядевшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, зашел за баню, поднял кусок рубероида, которым от утечек тепла была обшита завалинка, и извлек оттуда завернутый в промасленную тряпку «наган». Прихваченной с собой чистой ветошью тщательно протер оружие, спрятал его под одежду и отправился в свой балок. Оставшееся до утра время надо было потратить с максимальной пользой, то есть как следует выспаться. Но не получилось.
В девять часов вечера в домик, где Бестужев квартировал с еще четырьмя старателями, без стука ввалились двое хлудневских шестерок — Бублик и Таракан (такая уж досталась парню фамилия — Тараканов). Соседи Артема, сидя за столом под чадящей самодельной лампой-коптилкой, играли затертыми картами нескончаемую партию в «тысячу», а сам он перебирал на своей койке в углу рюкзак с вещами, прикидывая, что взять с собой, а что можно без сожаления оставить, чтобы не таскать лишний вес.
— Привет, мужики! — сказал Бублик, подойдя к столу. — Темка где?
Артему не раз пытались прилепить какую-нибудь кличку, но ни одна из них так и не прицепилась к нему, и называли его то Артемом, то Темкой.
— Так вон же он! — показали Бублику в угол.
Бублик подошел к койке и, увидев рюкзак, спросил:
— В отпуск, что ли, собрался? — и заржал над своей шуткой. Собственного удовольствия ему показалось мало, и он повернулся к остальным, призывая разделить с ним веселье.
Но Артем тут же обломил его. Придерживаясь уровня бубликовского блатного юмора, он ответил:
— Ага! В отпуск. На юг. Плавки только никак не найду. Может, ты одолжишь?
— Не бери у него! — вступил в разговор Таракан, всегда готовый поиздеваться над ближним, лишь бы это не касалось его самого. — Он их последний раз надевал, когда к Таиске ходил, и не стирал после этого.
— Ну ладно, расчирикались тут! — обозлился Бублик и, ткнув пальцем в Артема, добавил: — Пошли, тебя шеф зовет.
У Артема готовы были сорваться с языка кое-какие слова в адрес Бублика, но после них мог возникнуть скандал, а то и драка, а лишние осложнения были сейчас совсем ни к чему. Поэтому он молча надел ватную куртку, нахлобучил на голову шапку и вышел вслед за посыльными на мороз. Домик, в котором он жил, стоял первым от реки. Поселок был погружен в темноту, и только окна двух домов — председательского, который занял Хлуднев, и длинного барака с десятком комнат, который, выгнав оттуда бывших жильцов, заняли, с комфортом расселившись по одному, его прихвостни, ярко светились. В целях экономии топлива на поселковой дизельной электростанции работал всего один генератор, и электричество подавалось только на два этих дома, столовую и баню. От всех остальных домов провода были отрезаны, а когда некоторые старатели попытались тайком подключиться вновь, Хлуднев самолично набил им морды и пообещал, что в следующий раз заставит их отключать провода голыми руками под напряжением.
К ночи на улице стало еще холоднее. Пар от дыхания выходил изо рта с тихим шелестом, и опущенные уши шапки моментально закуржавились инеем.
— Пятьдесят три градуса на термометре, — ни к кому не обращаясь, сказал Таракан, прикрывая нос рукой в ватной рукавице, — раненько зима взялась в этом году.
— А в этом году вообще все не так! — зло буркнул Бублик. — В прошлом году в это время расчет за сезон получали!
После этого сладостного воспоминания говорить стало не о чем, и дальше шли в полном молчании, думая каждый о своем.
В председательский дом Артем попал впервые. Вообще мало кто из старателей бывал здесь. Бывший председатель Владимир Михайлович Степанов не доверял никому и допускал в свое жилище одного только старого хромого Нечитайло, который смотрел в артели за хозяйством, топил печки в столовой и председательском доме и получил у старателей прозвище Шнырь. При новой власти Нечитайло остался при исполнении прежних обязанностей.
Войдя в комнату, Артем на миг застыл в изумлении — настолько разительно отличалась ее обстановка от той, которую приходилось видеть в балках простых старателей. Там шиком считались «шифоньеры», сколоченные из необструганных досок, дверцами для которых служили старые простыни, вместо стульев стояли самодельные деревянные скамейки, а одежду вешали на вбитые в стены гвозди. Здесь же все было, как в нормальной городской квартире — застекленный сервант, мягкий диван, два удобных кресла. Посреди комнаты за столом кроме Хлуднева сидели еще двое, как знал Бестужев, не имеющие отношения к блатным, но за особые заслуги допущенные в высший круг. Это были взрывник Соломатин и бурильщик Гоша Лапин по прозвищу Душман — он всем и каждому рассказывал, что воевал в Чечне. Поговорив как-то с ним и задав несколько специфических наводящих вопросов, Артем быстро разобрался, что Гоша полтора года после учебки служил в Ставропольской комендатуре, ни в каких боевых действиях участия не принимал, и все его рассказы — не больше чем треп, пересказ услышанного от других. Бестужев сам мог бы рассказать множество захватывающих дух историй, но помалкивал, потому что то, чему он был свидетелем, не подлежало разглашению еще в течение долгих лет.
— Заходи, присаживайся! — радушно пригласил Хлуднев и показал на наполовину опустошенный графин. — Будешь?
— Нет, — ответил Артем, машинально подумав, что блатные и менты никогда не предлагают садиться, а только присаживаться. — Если только кваску.
— Бублик! — громко крикнул Хлуднев, и тот моментально возник на пороге комнаты, сглотнув слюну при виде графина с самогоном.
— Чо?
— Через плечо! Сгоняй по-быстрому в столовку, принеси гостю кваса. Давай, ноги там, руки здесь!
Бублик бросил на Артема ненавидящий взгляд и исчез за дверью.
Артем не спеша снял куртку, оглянулся по сторонам и, не найдя куда ее повесить, аккуратно положил на диван вместе с шапкой. Сел за стол напротив Хлуднева и вопросительно посмотрел ему в глаза. Но тот не торопился приступать к разговору.
— Не хочешь пить, так хоть поешь, — предложил он. — Кстати, а почему не пьешь? Кодированный?
Кодированных в артели было не меньше половины — Степанов возил принятых на работу старателей к специалисту-медику в добровольно-принудительном порядке, поэтому вопрос прозвучал совершенно естественно.
— Нет, — спокойно ответил Артем. — Просто невкусно.
Соломатин и Гоша рассмеялись, будто Артем отмочил бог весть какую шутку, а Хлуднев процедил:
— Здоровье бережешь, значит. Так-так… Ладно, это личное дело каждого. Давай, налетай!
Артем не стал дожидаться нового приглашения и налег на закуску. Кормили старателей в столовой неплохо, но таких деликатесов там, конечно, не было. На столе стояли тарелки с тонко построганным мороженым хариусом, с нежнейшей замороженной оленьей печенкой, отрезанные ломтики которой присутствующие макали в блюдце со смесью соли и перца и с наслаждением отправляли в рот. Бестужеву никогда раньше не приходилось пробовать эти блюда, но он без колебания съел сначала кусочек строганины из хариуса, потом оценил печенку. Оказалось, удивительно вкусно, особенно с горячей вареной картошкой, кастрюлька с которой стояла тут же. А тут подоспел Бублик с бидончиком кваса, и Артем с удовольствием запил все это кружкой ядреного напитка.
