И еще Сергей чувствовал — им обоим не приходится ждать легкой судьбы. Поэтому он потребовал у Фотиева, чтобы Настю не трогали, пока он сам не объяснится с дочерью и не примет окончательного решения об ее пробуждении. Это в том случае, если у Насти не возобновится самоактивация, начавшаяся во время заточения в подвале у олигарха.
Сама Настя, конечно, кое о чем догадывалась, но Сергей объяснил ей случившиеся чудеса наследственной способностью к гипнозу. Якобы его прабабушка слыла в деревне колдуньей, умела заговаривать болезни, снимать порчу и успокаивать буянов, и в экстремальной ситуации этот дар очень вовремя проявился у Насти. Поверила дочь такому объяснению или только сделала вид, Жуковский не знал, потому что свои эмоции Настя скрывала теперь без всякого напряжения, на подсознательном уровне.
Она ничего не имела против возвращения домой, потому что все ее друзья остались в Магадане. Тем более что единственный человек, из-за которого она бы захотела остаться в Москве, Андрей Синицын, должен был лететь вместе с ними под предлогом продолжения работы в «Пахоме», а на деле для обеспечения безопасности семьи Жуковских. С этой же целью в Магадан отправлялся и капитан Павел Шевцов с пятеркой своих подчиненных. Но кроме охраны матери и дочери, перед ними была поставлена Степаном Бойцовым еще одна задача, напрямую связанная с их диверсионной подготовкой. Они должны были вывести из строя строго определенное оборудование на вышках сотовой связи в столице золотой Колымы, не затронув ничего другого, чтобы не нарушить связь.
Прощались в аэропорту Домодедово. Синицын деликатно отошел в сторону, но Сергей отчетливо чувствовал исходящие от него по направлению к Насте токи, которые можно было оценить как нежное, но безнадежное обожание. Вера Андрею симпатизировала, и Сергей видел, что она не имела бы ничего против развития его отношений с дочерью. Сам же он не определился, как к этому относиться, и решил просто дожидаться дальнейшего развития событий.
Когда в зале регистрации появился капитан Шевцов со своей командой, Вера и Настя уже направлялись к выходу на посадку. И тут, заметив обращенный на дочь взгляд капитана, Сергей чуть не расхохотался. Ну и Настя, ну и тихоня! Потому что он увидел — Павел, закаленный двадцатисемилетний боец, прошедший через ад войны на Кавказе, чуть ли не впервые в жизни влюбился как мальчишка в его дочь и твердо намерен в Магадане объясниться с ней.
Перед входом в накопитель Сергей шепнул дочери:
— Ты смотри уж там, глупостей не делай. — Он очень надеялся, что Настя поймет его правильно.
Степан ждал его в машине на стоянке перед аэропортом. Он уже не боялся оставлять Жуковского одного, зная, что тому под силу самостоятельно справиться с любой угрозой. Сергей долго молчал, переживая разлуку с семьей, но чем ближе подъезжали к Москве, тем больше его начали занимать насущные вопросы. Он не понимал, почему Фотиев оттягивает нанесение окончательного удара по Сидорину, и собирался в ближайшее время серьезно поговорить с ним об этом. Сейчас, по дороге, Сергей решил посоветоваться со Степаном, но быстро понял, что напрасно тратит время, настолько Бойцов уверовал в непогрешимость решений главы ордена.
— Ты видишь только свою часть задачи, — терпеливо, как несмышленому младенцу, объяснял он Сергею, — я смотрю чуть-чуть дальше, потому что опыта у меня больше, а Иван Матвеевич видит всю картину целиком и никогда не ошибается. Вот и сейчас он сам определит, когда настанет время действовать. Со временем это придет и к тебе, для этого надо не так уж много, всего лишь триста-четыреста лет тренировки…
Жуковский же не был так уверен, потому что за всеми этими обтекаемыми формулировками чувствовал двойной и даже тройной смысл, какую-то непонятную игру, и это ему не нравилось. Он часто вспоминал разговор с главой клана отступников, старым цыганом Захаром, и все больше убеждался, что далеко не все в его словах было ложью и демагогией, как настойчиво уверял в том Бойцов. Сергей хотел бы продолжить тот давний разговор, потому что теперь он знал, какие бы задал вопросы. Но где искать цыгана? Не спрашивать же об этом в ордене…
Когда Сергей вошел в здание, дежурный на входе сообщил, что его хочет видеть председатель. Дежурный был обычным вольнонаемным, не имеющим отношения к ордену. Фотиев ждал его в своем кабинете, хмурый и чем-то недовольный, но при появлении Жуковского согнал с лица задумчивость и изобразил радушную улыбку. Сергей испытывал двойственное чувство по отношению к этому человеку. Конечно, он знал, что обязан Фотиеву жизнью, и был за это бесконечно благодарен ему. Но одновременно Жуковский сознавал, что спасал его Фотиев лишь по той причине, что он представлял определенную ценность для ордена. Понимание того, что будь он обычным человеком, не представляющим интереса для Фотиева, то гнить бы ему давно в холодной магаданской земле, доставляло Сергею мало радости. Но отмахнуться от этого факта не получалось.
Войдя в кабинет, он сразу ощутил попытку проникнуть в его мысли. Это было похоже на легкое дуновение ветра около головы. Фотиев при каждой встрече пытался застать его врасплох, надеясь, что Сергей когда-нибудь расслабится и раскроется. Ему это удалось только однажды, когда тот находился в бессознательном состоянии, но Фотиев до сих пор не оставлял своих попыток, будто для него это превратилось в своего рода игру.
Потерпев очередное поражение, он ничуть не смутился, сделал вид, будто ничего не произошло, поздоровался и спросил:
— Ну как, отправил своих?
— Спасибо, все нормально. — Сергей понимал, что вовсе не забота о его семье занимает сейчас главу ордена, поэтому, опережая события, задал вопрос первым: — Что-то случилось?
Фотиев поморщился. Он никак не мог привыкнуть к манере Жуковского постоянно нарушать субординацию. Любого другого члена ордена он давно бы уже одернул, поставил на место, но с этим выскочкой так поступать было нельзя, слишком важное место он занимал в планах Ивана Матвеевича. Поэтому он спрятал свое недовольство и спокойно сказал:
— Нет, ничего особенного пока не произошло. Но мне кажется, что ты хотел спросить меня о Сидорине? Не так ли?
— Откуда вы знаете? — удивился Сергей. Неужели он где-то дал промашку и Фотиев сумел проникнуть в его мысли?
— Знаю, — усмехнулся Иван Матвеевич, — оттого я и руковожу орденом, что умею догадываться.
Тут до Сергея дошло, что ничего сверхъестественного в осведомленности главы ордена нет, просто Степан успел доложить шефу об их разговоре, а Фотиев, пользуясь случаем, напускает таинственного тумана, чтобы подчеркнуть свое величие. Но он не стал разочаровывать собеседника и слушал его с самым почтительным видом.
— Так вот, — продолжил Фотиев, — я не зря оттягиваю начало активных действий. Есть причины, по которым мы можем выступить только тогда, когда мутант сам готов будет нанести удар. Это связано с действиями отступников, готовых повернуть ситуацию в свою пользу. Но ждать осталось недолго. До Нового года Сидорин установит свои генераторы, и тут-то нам нельзя будет медлить. Тогда ты и нанесешь удар и навсегда снимешь эту проблему. Потом тебя ждут большие дела, о которых я пока не могу тебе ничего сказать, время еще не пришло. А сейчас продолжай готовиться, схватка не будет легкой.
