Старожилы рынка говорили, что раньше Башка занимался боксом, но тренеры, все как один, гнали его. Цель поединка на ринге он видел не в победе, а в причиненных противнику увечьях. Не только в бою, но и на тренировке Башка получал наслаждение от пущенной противнику крови, а если ему удавалось что-нибудь сломать у жертвы — нос, скажем, или челюсть, — то он был просто счастлив. Когда последний тренер отказался с ним работать, Jlexa даже не смог примкнуть по причине своей непроходимой тупости ни к одной из местных бригад, а пристроился на подхвате у азербайджанцев, использовавших его для наведения порядка среди взбалмошного рыночного люда и вышибания долгов из таких, как Леня Зайчик.
Нюх не подвел Леню. Башка от ворот направился прямо к нему.
— Ты, что ли, Зайчик? — спросил он презрительно, всем своим видом выражая недовольство тем, что приходится общаться с таким ничтожеством.
— Я, — прошептал Леня, внезапно потеряв голос, и неожиданно пукнул.
— Ты Мамеду две штуки баксов должен? — Слава богу, кажется Леха не услышал.
— Да, но я… — попытался оправдаться Леня, но Башка его не слушал.
— Послезавтра в пять часов приносишь сюда две штуки и еще двести баксов штрафа, — грозно сказал он, упершись в Леню пустыми водянистыми глазами. — Не принесешь, я из зайчика гуляш буду делать!
Башка громко заржал, довольный собственной остротой, и ушел в полной уверенности, что Леня не посмеет ослушаться.
Два дня Зайчик провел в мучительных раздумьях, а утром третьего, назначенного Башкой для уплаты долга, решил перехитрить и его, и самого Мамеда, подключив к разборке милицию. Пошел он не в горотдел, а в УБОП, где, как ему рассказывали, служили самые отмороженные менты.
Все это Леня сейчас и выложил дежурному, конечно не так связно, а косноязычно, заикаясь и старательно обходя вопрос о реально существующем долге, напирая при этом на страшные угрозы Башки. Дежурный дал ему прочитать и подписать написанное им от Лениного имени заявление, к удивлению Зайчика уместившееся на одном листе, потом куда-то позвонил. Через две минуты в дежурку вошел высокий мужик с коротко стриженной круглой головой.
— Витек, поговори с пареньком, — сказал ему дежурный, протянув заявление. — Это по вашей, кажется, части.
Тот быстро пробежал глазами бумагу и сказал Лене:
— Пошли что ли… Зайчик!
Они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. Около окна стоял невысокий человек в гражданском, от одного взгляда на которого Лене стало страшно. При росте не больше чем в метр шестьдесят ширина его плеч и торса больше подошли бы двухметровому гиганту, а бицепс был толще Лениной ноги в самой толстой ее части.
Лене снова пришлось рассказывать все с самого начала. Высокий открыл толстый альбом, полный фотографий, и спросил:
— Этот?
— Да, это он, Башка! — обрадовался Зайчик.
— Вот и отлично! Его давно пора закрывать! Значит, слушай сюда. Этот диктофон мы сейчас приклеим пластырем тебе на брюхо, а микрофон выведем поближе, чтобы лучше записалось… Вот так, отлично! Мы ваш разговор запишем, а когда отдашь ему деньги, тут мы его и хлопнем. Давай деньги, надо их пометить.
— А где я их возьму? — поскучнел Леня.
— Что, у тебя их нет? — деланно удивился милиционер. — Ну ладно, мы тебе дадим.
Он открыл сейф, достал тоненькую пачку долларов, положил на стол.
— Эти баксы не простые, — сказал он, — а меченые. Смотри!
Он посветил на деньги фонариком, дающим мертвенный синий свет, и в нем на каждой бумажке высветились слова «дань вымогателю».
— Но тут же всего пятьсот, а Башка требует две двести. Он меня убьет! — пригорюнился Леня.
— Не убьет, скажешь, что остальное завтра принесешь. И мы будем рядом. В общем, ровно в пять подруливай на рынок.
Когда Зайчик вышел из кабинета, молчавший до этого широкоплечий коротышка сказал высокому:
— Понял, каков ухарь? Решил с нашей помощью с долга соскочить! Да ладно, хрен с ним, главное, мы Башку надежно закроем, палку хорошую срубим. Хорошо бы, чтобы он ухарю челюсть сломал, для надежности. Вымогательство еще доказывать надо, а от тяжких телесных он уже не открутится.
— Скорее всего, так и будет, — успокоил его высокий. — У Башки это коронка — челюсти ломать. Главное, выждать, не появиться раньше времени. Ну что, я вызываю ребят из СОБРа?
В назначенный час Леня стоял на изрядно опустевшем к этому времени рынке. На улице было жарко, но его колотил озноб. Чем больше опаздывал Башка, тем страшнее ему становилось. А тот появился на пятнадцать минут позже, как бы подчеркивая этим свое презрение к Зайчику.
— Принес?
Леня только кивнул, не в силах сказать хоть слово.
— Пошли, — приказал Башка и зашагал в глубь рынка.
Леня молча поплелся за ним, оглядываясь по сторонам и не замечая никакого присутствия милиции, отчего ему стало еще страшнее. Вскоре они подошли к стоявшему на задах ряду контейнеров, в которые на ночь закрывали товар. Башка открыл своим ключом один из них и завел туда Зайчика. Контейнер, оборудованный вдоль стенок стеллажами, был пуст.
— Давай! — Башка протянул руку, и Леня вложил в нее скрученные в трубочку баксы.
Башка развернул деньги, посмотрел долгим тяжелым взглядом на Зайчика и медленно проговорил:
— Ты кого лечишь, микроб? — Он недавно услышал в рекламе по телевизору это умное слово, и оно ему понравилось. — Тебе было сказано принести деньги?
— Так Я принес! — пролепетал Леня.
— Это? — презрительно скривился Башка, помахал долларами у Зайчика под носом и спрятал их в карман. — Ты считаешь, что это бабки? Я же сказал — две двести. Ты не понял. Я сказал, что будет больно. Я не шутил.
Огромный веснушчатый кулак Башки почти без замаха впечатался в подбородок Зайчика. От этого удара легковесный Леня отлетел на другой конец контейнера, стукнулся затылком о стальную раму стеллажа и затих.
В этот момент в контейнер ворвались трое одетых в камуфляж автоматчиков с черными вязаными масками на лицах и мгновенно уложили Башку на пол. Следом зашли высокий и широкоплечий. Пока собровцы надевали на задержанного наручники, широкоплечий подошел к лежавшему без признаков жизни Зайчику, потряс его за плечо и сказал:
— Ну, все, все уже, вставай!
Зайчик молчал. Широкоплечий потряс еще и сказал страшным шепотом:
— Так он же того… готов! — И, метнувшись к Башке, изо всех сил двинул его ногой в бок, отчего у того из горла вырвалось глухое кхеканье. — Сука, ты же его замочил! Витек, мы же теперь не отпишемся — у нас на задержании потерпевшего грохнули!
— Ладно, не впервой! — успокоил его высокий и пнул Башку в промежность.
Башку били всю дорогу до отдела, чтобы поскорее привести в нужную для первого потрошения кондицию. В кабинете широкоплечий не рассчитал силы и добавил такой удар в солнечное сплетение, что Башка скрутился в комок и непроизвольно опорожнил мочевой пузырь. Кое-как отдышавшись, он понял, что дальше будет еще больнее, и прохрипел:
