Сергей внимательно рассмотрел облик странного пассажира, отсканированный Андреем из сознания таксиста. Меньше всего этот парень напоминал человека, имеющего дело с банками и официальными учреждениями. На вид лет тридцать, круглое, простоватое, почти придурковатое лицо, слегка косящие глаза. Нет, Жуковский готов был поклясться, что никогда его не видел. И вторичное ментальное отражение, снятое Синицыным с таксиста, тоже не дало ничего интересного. Обычный фон, характерный для недалекого, не очень грамотного и развитого человека. И все-таки в нем было что-то, что привлекло внимание Сергея. Фон был обычным, но каким-то суженным, будто сам субъект старался уйти от подробного рассмотрения или кто-то помогал ему. Заметил это только Жуковский, Андрей ничего подобного определить не мог, как ни старался.
И еще Сергей, вспоминая мысленный укол, который он ощутил около своего дома, понял, что это чувство ему откуда-то знакомо. Что-то подобное уже было. Всю ночь он проворочался без сна, пытаясь вспомнить, и только под утро его осенило. Но этого не могло быть! Человека, чью ауру Жуковский, как ему казалось, рассмотрел во время моментального контакта сознаний, он почувствовал бы за километр. Но рядом в тот момент его точно не было. Возможен был другой вариант — круглолицего соглядатая подготовил и отправил к нему тот, о ком он подумал. Вот только зачем?
2
Девять лет в Магадане превратились для Андрея Синицына в девять лет мучений и счастья, взлетов и падений. И все из-за Насти. Эта девушка была для него всем. Помани она пальцем, и он бросился бы за ней в ледяную воду Охотского моря. Полгода они даже прожили вместе, и это было самое счастливое время в жизни Андрея. Но потом она изменила решение, и Синицын познал всю глубину страданий. Он знал, что здесь не замешан никакой другой мужчина, и из-за этого тем более не мог понять, что послужило причиной такого ее поведения. Настя теперь держалась с ним по-дружески, а он хотел любви, и такие отношения доводили его почти до физической боли.
И все равно он был счастлив хотя бы потому, что орден определил местом его службы этот холодный северный город, потому что не представлял себе, что делал бы вдалеке от Насти. Само чувство, что она здесь, рядом, что в любой день ее можно увидеть, согревало и питало волю к жизни. А терять эту волю было никак нельзя, ведь он в единственном числе представлял здесь орден и, кроме личной жизни и обеспечения безопасности фирмы и ее генерального директора, у Синицына было множество специфических обязанностей миссионера. Взять хотя бы поиск маленьких потенциальных носителей духа. За девять лет он обнаружил троих таких детишек, и в Москве были чрезвычайно довольны этим результатом. Правда, выражал недовольство клан, не имеющий постоянного представителя в этом регионе, но тут уж ничего не поделаешь, кто успел, тот и съел, как говорил Степан Бойцов, изредка наведывающийся в Магадан.
Синицын был на постоянной связи с орденом и знал о происходящих событиях, но Бойцов иногда привозил новости, которые не входили в общий пакет сведений, доводимых до рядовых миссионеров. Главной из этих новостей была та, что в разных концах света стали возникать следы исчезнувшего бывшего главы ордена Ивана Матвеевича Фотиева. Самого его никто не видел, но, судя по кое-каким косвенным признакам, именно он стоял за некоторыми событиями. Разведка ордена пользовалась в своей деятельности данными таких колоссов, как СВР и ГРУ, которые не подозревали, что их наработки нагло использует какая-то тайная организация, насчитывающая всего несколько сотен членов. Возможности профессиональных разведчиков стократно усиливались специфическими возможностями миссионеров, и от глаз такого союза почти невозможно было скрыть что-либо, происходящее в мире. Правда, об этом знала только одна сторона из двух, составляющих союз.
С помощью этого эффективного тандема была добыта информация об усиливающейся активности так называемой организации банкиров, которую в ордене называли союзом ростовщиков, а глава клана отступников Захар именовал не иначе как «бандой выродков-мутантов». Эта организация уже почти две тысячи лет повсюду, куда только могла дотянуться, пыталась насадить свой порядок, основы которого были выработаны в ее недрах. Россия всегда была для них лакомым куском, но, благодаря решительным действиям ордена и клана, их потуги проникнуть в страну обычно заканчивались неудачей. Да, в этом сошлись интересы непримиримых в других вопросах противников. Такая практика неопровержимо доказывала, что двум родственным группам долгожителей нечего делить между собой, но отжившие древние традиции и властные амбиции бывшего главы ордена брали свое.
Теперь ростовщики предпринимали новую и во многом удачную попытку внедрить в Россию сначала свои идеи, а потом и людей. Началось это сразу после падения власти коммунистической партии, потому что на переломе эпох, когда меняются общественные формации, в головах людей от растерянности возникают сумятица и вакуум. В это время легче всего под оглушительный треск и вой купленной прессы внедрить в их сознание выгодные для заказчиков идеи. В ход шло все, начиная с давно забытой на Западе сексуальной революции и кончая провоцированием властей на пролитие крови. Ростовщики готовы были использовать в своих интересах даже смертоносные замыслы миллиардера-мутанта Роберта Сидорина, но, слава богу, их удалось остановить, и Карл Вайсман, резидент организации, поспешно бежал из России. Бесследно исчез и Роберт Сидорин.
После этого они на некоторое время притихли, но ненадолго. С недавнего времени Вайсман снова стал наездами появляться в Москве. За неудачу с Сидориным руководство организации понизило его в ранге, отчего он был очень зол и готов на все. Но главное, что удалось узнать, — за новой попыткой ростовщиков проникнуть в Россию маячила чья-то крупная фигура, и имелись основания предполагать, что это фигура Фотиева. Разрозненные, отрывочные данные разведки свидетельствовали о том, что у банкиров появилась какая-то свежая и чрезвычайно опасная идея, используя которую они могут подгрести под себя власть в России. Именно так — подгрести, потому что они никогда не захватывали власть напрямую, чтобы не нести ответственность за возможные провалы. Отвечали всегда местные руководители.
Похоже, что неизвестную пока идею подбросил ростовщикам именно Иван Матвеевич Фотиев. После событий девяносто девятого, когда он готовил уничтожение ордена и клана в полном составе, чтобы стать прародителем новой формации людей духа, никто уже не удивлялся тому, что теперь он связался со столь презираемыми им прежде «выродками». Все это, вместе взятое, говорило об особой опасности неизвестных пока замыслов Фотиева. И у нового руководства ордена возникла мысль в случае обострения ситуации призвать к пресечению разрушительных замыслов мутантов Сергея Жуковского и его дочь, доказавших в схватке с Сидориным, на что они способны, особенно действуя в паре.
Именно с целью определить настроение Жуковского и оценить возможность привлечь его к делам ордена и наведывался в Магадан Степан Бойцов. А Синицын по его заданию вел повседневное наблюдение за Сергеем и постоянно докладывал о результатах в Москву. Но ни тот ни другой не видели никаких изменений в настроениях поднадзорного. Казалось, что Жуковский желает невозможного — прожить вместе с семьей долгий век людей духа, но ни во что при этом не вмешиваясь, живя обычной человеческой жизнью, не контактируя с сородичами и не зная их дел. А по поведению Насти и вовсе невозможно было определить, как она думает жить дальше, потому что сознание ее было наглухо закрыто от любого проникновения.
