Шли почему-то очень долго. Мальчик помнил, где находился караван-сарай. Он был недалеко от западной городской стены. Караван-сарай для работорговцев, потому что по указу короля Иерусалима, в самом городе торговать людьми было запрещено. Муаллим же вел работорговца прямо в город... Вот и ворота прошли, причем охрана почему-то сделала вид, что не заметила ничего... Ничего не замечал и пьяный караванбаши... наверное потому, что Муаллим не забывал подавать ему кожаную флягу с шар’аб, которая висела у него на поясе. Зачем он носит ее с собой? Ведь он эхли-муслим, из правоверных и соблюдает харам на вино, мальчик сам видел, что за весь вечер Муаллим ни разу не прикоснулся к злой воде.
Отец и Учитель довел караванбаши до входа в приземистую башню, находившуюся уже в самом центре города, неподалеку от дворца короля. Здесь караванбаши, казалось, вдруг очнулся:
– «Б-башня... п-п-плача»? Ба-ба-башня Палача! Гы-ы-ы-ы... Тут тебя ищут! Да-а-авно! Даже меня спрашивали! Но я... цэ-цэ-цэ... – Караванбаши зацокал языком и замотал головой, словно отказываясь говорить тем, кто ищет Джаллада-Джаани, – ни-че-го не сказал! Ассала...
Караванбаши вдруг запнулся – маленькая дверца, ведущая в башню, открылась, и оттуда показался высокий, плотный человек, обнаженный по пояс. Его плечи туго обтягивали железные браслеты, казалось, готовые лопнуть под бугрящимися мышцами. Голова была брита наголо и тускло сверкала в свете полной иерусалимской луны. Человек поклонился Джалладу-Джаани:
– Мир тебе, Учитель!
– И тебе мир, Железный Копт. Этот в прошлый раз обо мне говорил?
Железный Копт – палач короля иерусалимского, внимательно всмотрелся в лицо онемевшего от ужаса караванщика и кивнул, приглашая внутрь:
– Этот. Проходите!
И как только они оказались внутри, без слов, резко повернулся и быстрым ударом кулака в челюсть лишил караванбаши сознания. Взял одной рукой со стола нож с крючкообразным навершием, другой рукой схватился за длинный нос караванбаши, слегка сжал ноздри работорговца и, как только тот открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, подцепил крюком язык и потянул на себя... затем отпустил нос несчастного и резко ударил коленом под подбородок... Почти половина языка караванщика, откушенная им же самим, болталась на крючкообразном навершии ножа, который королевский палач бережно положил обратно на стол. Караванщик, пришедший было в сознание, вновь провалился в беспамятство. Железный Копт мягко подхватил его под мышки и потащил к большому деревянному креслу, похожему на трон. Усадил, привязал за запястья к подлокотникам, взял со стола деревянный зажим, которым прихватил ноздри несчастного работорговца, чтобы тот вновь открыл рот. Затем взял короткую, но толстую иглу, продел в нее нить из бараньего сухожилия... Другой рукой взял щипцы с шипами, схватил за обрубок языка и, как мог далеко, вытянув его, принялся зашивать. Иногда прерываясь, чтобы собрать кровь кусками ветоши, во множестве лежавшими вокруг. Работал палач быстро, споро, уверенно... Вскоре кровотечение во рту караванщика прекратилось, тем более что, закончив зашивать обрубок, палач обработал его тягучей, темно-золотистой смолой.
Учитель подошел к столу палача, с интересом посмотрел на миску с тягучим, янтарным веществом:
– Что-то новое?
– Смола ливанского кедра чам, Учитель... – со смущенной, но полной гордости улыбкой за свое нововведение в Искусство, сказал Железный Копт. – Останавливает кровотечение, но не притупляет боли... Сам нашел!
– Ну, предположим, не сам, – укоризненно протянул Муаллим, – о свойствах смолы ливанского кедра писал еще Абу Сина в своем трактате, который я тебе и рекомендовал читать в Каире... Выучил?
– Наизусть, Учитель! – с поклоном ответил Железный Копт.
– Всё равно – хвалю. Использовать его в нашем Искусстве тебе пришло в голову первому. А вот за то, что грязно у тебя тут... – Муаллим обвел рукой пространство пыточной, – ... за это хвалить не буду! Здоровье пытуемых подвергается большой опасности в такой грязи... Раны могут в дальнейшем начать гноиться и стать причиной нежелательной смерти, что недопустимо для мастера дознания.
– Людей не хватает, Учитель! Один ведь я! – Палач виновато развел руками.
– Понимаю. Ну, раз уж ты сам начал нововведения придумывать, значит, созрел и ученика себе брать. – Муаллим ласково посмотрел на Железного Копта. Лысина крупного египтянина покрылась капельками пота, лицо приняло одновременно изумленное и счастливое выражение.
– Мне?! Уже... можно?.. Учитель!.. Сюда, ко мне... МОЕГО ученика!.. – Взгляд Железного Копта радостно заметался по его царству пыток, вдруг остановившись на мальчике-сейде, безучастно стоявшем рядом с Джалладом-Джаани, затем с надеждой переместился на Учителя. Тот строго ответил взглядом на взгляд, покачал головой:
– Этого я тебе не дам, не рассчитывай. Сейду палачом не быть, кровь не та, Аллаху не угодно будет. Его дорога – мой джихад. Себе ученика искать будешь сам! – и, словно упреждая вопрос, добавил: – Среди своих, христиан, не бери! Иерусалимские христиане слишком близки к заповедям пророка Исы, мир ему. Возьми иудейского ребенка...
Железный Копт покачал лысой головой:
– Иудеи своих детей не продают. А в ученики христианскому палачу не отдадут тем паче...
Учитель безразличным тоном бросил, осматривая инструменты на столе:
– Тогда... выкради!
Королевский палач продолжал качать головой:
– У них нельзя. За своих детей могут далеко пойти... Не стоит... А может, у туркменов ребенка купить?
– У кочевников? Хорошая мысль! Только не старше семи лет бери...
– Хорошо, Учитель! – Эти слова королевский палач говорил, уже подвешивая очнувшегося караванбаши на крюк. В руках крупного египтянина низкорослый, грузный караванщик смотрелся как кожаный мешок с пришитыми к нему, безвольно болтающимися конечностями. Подвесив работорговца вниз головой, палач срезал с него одежды, раздев догола, затем взял бадью с водой, стоявшую до этого в углу, и облил висящего. Караванбаши очнулся, замычал, задергался... Изо рта его потекла тонкая струйка крови... Палач спокойным и уверенным голосом сказал пытуемому:
– Будешь много дергаться – потеряешь кровь, умрешь. Будешь тихо себя вести – сохраню жизнь.
После этих слов Железный Копт взял в руки острый, сверкающий нож, которым стал делать круговые надрезы на икрах караванщика.
– Зачем? – с любопытством спросил Джаллад-Джаани.
– Я клятву давал. Должен провести полный допрос, чтобы потом на Книге мог поклясться, что долг исполнил...
Учитель согласно кивнул:
– Долг – это правильно! И клятвы нарушать нельзя. Ты уже знаешь, что будешь делать с ним дальше?
– То, что ты велишь, Учитель!
