– Куда ушел?
– Не ведаю, Первый Меч! – Сенешаль был напуган и растерян. Было ясно, что он не лжет. – Знаю только, что они вышли из города около часа назад... через Восточные Ворота...
«Бежал? Нет, не мог! Час назад я только въехал в город с Акыном... Он не мог узнать... Или – стража все-таки узнала нас и донесла? Не может быть! Как бы там ни было – надо идти к этому Египтянину...» – Мысли пронеслись в голове бывшего шута стрелами, выпущенными из луков сомнений и подозрений... Ему же была нужна уверенность.
– Четверо рыцарей меча – со мной. К Башне Палача. Остальные – и да пребудут в боевой готовности. Тампль – к мечу!
Последний раз в Доме Тампля этот приказ отдавал Де Сабри, призывая рыцарей в поход, которым руководил он, Первый Меч, и который завершился катастрофой и гибелью цвета братства Восточного Крыла Ордена. Теперь ему предстоит создавать Восточное Крыло заново, из руин, в которые его превратил Сабельник! Носитель яда скорпиона – сказал бы о нем Салах-ад-Дин. Хоть бы он сдох от этого яда!.. Бывший Шут отбросил эту внезапно возникшую мысль как ненужную сейчас, лишнюю и, дождавшись, пока четыре мечника оседлают и выведут своих коней, направился в пыточную башню к королевскому палачу.
* * *
Сейд не расслаблялся. Он знал, что Муаллиму предстоит сегодня сложный бой, схватка с одним из опаснейших врагов. Хотя он был уверен в мастерстве своего Отца и Учителя, но знание это держало его в напряжении. Подозрения о возможном предательстве Железного Копта улеглись. И потому он покинул свою нишу и сел с королевским палачом за его стол, надеясь скрасить ожидание приказов и вестей от Муаллима беседой. Однако могучий Египтянин молчал. Он молчал весь вечер и не отзывался на попытки молодого гашишшина завести с ним разговор. Сидел, опершись локтями в стол и спрятав лицо за огромными ладонями. Сейд уже не пытался разговорить молчаливого Египтянина и, посидев с час, решил размяться. Внутреннее помещение было заставлено различными громоздкими орудиями пытки и прочими инструментами ремесла палача. Поэтому Сейд выбрал единственное небольшое свободное пространство у самого стола, где и принялся выполнять упражнения, призванные поддерживать тело и дыхание в наилучшем состоянии, когда предстоит ночь без сна. Последовательность этих упражнений, как учил Муаллим, требует высокой концентрации сознания на каждом движении. Выполняя их, следует прочувствовать работу всех органов тела, распределяя между ними силу, даруемую упорядоченным дыханием, которой они могут лишиться из-за отсутствия сна.
Искусство это Муаллим изучил у мастеров боевых искусств из далекой страны Чин и говорил, что именно эти знания он положил в основу учения джаани. Учитель говорил, что жители той страны – язычники, однако многое в их вере близко к учению суфиев, особенно то, что связано с медитацией. Однако как многое от язычества переходит в единобожие в виде законного ли наследия, как некоторые традиции у арабов-бедави, или же попросту перенимается в силу необходимости как школы и учения, нужные для войны или мира! Удивительно это или закономерно? Сейд только начал рассуждать об этом, входя в состояние транса, вызванного упорядоченным дыханием и последовательными движениями, когда в дверь пыточной постучали. Стук громкий, требовательный. И недолгий. Затем раздался треск ломающегося дерева – снаружи вышибали дверь, не дожидаясь, пока медлительный в своей странной задумчивости Египтянин успеет подойти и открыть. Сейд успел нырнуть под стол, и через миг в пыточную ворвались несколько человек. Первыми вошли трое рыцарей, затем человек, в чьих быстрых, уверенных движениях чувствовалась привычка власти. Глаза его даже в темноте пыточной отличались голубым сиянием хорошо отточенного стального клинка. Судя по темнеющему в дверном проеме силуэту, снаружи остался еще один. Сейд проверил арбалет в рукаве, осторожно взвел. Но Железный Копт был вне поля его зрения. Все вошедшие были в доспехах, и убить, если что, удастся лишь одного, попав в глаз или горло. Впрочем, возможно, никого убивать и не придется... Сейд решил выждать и слушать.
Голубоглазый заговорил на арабском, с акцентом, выдававшим, что он недавно пришел в эту страну. Он спросил Египтянина о Сабельнике. Неизвестно, что так изумило голубоглазого во внешнем облике королевского палача, может, он никогда не видел таких больших людей, что у него вдруг изменилось лицо, а рот так и остался открытым... И тут Сейд пожалел, что не может отсюда, из-под пыточного стола, ни отравленной арбалетной стрелой, ни кинжалом достать Железного Копта. Потому что в ответ на вопрос голубоглазого королевский палач почему-то очень хриплым голосом сказал лишь четыре слова: «В полночь... засада... на Голгофе... Торопитесь!»
Голубоглазый как будто сразу всё понял и не стал вдаваться в дальнейшие расспросы. До полуночи оставалось менее часа. От Башни Палача до Голгофы – пешком с полчаса, верхом же – как Всевышнему будет угодно! Развернувшись, он быстрым шагом вышел из пыточной, бросив короткий приказ на франкском языке сопровождавшим его рыцарям. Все, кроме одного, последовали за ним. Оставшийся обнажил меч и встал у дверного проема. Видимо, сторожить, чтобы Египтянин не сбежал. Не сбежит! Он все-таки предал Учителя!
Сейд появился из-под стола внезапно, как тень, мелькнувшая на стене, от колеблющегося пламени факелов пыточной. Отравленный болт, вырвавшись из арбалета в рукаве, вонзился в глаз тамплиеру у входа. Он сполз по дверному косяку вниз и застыл в сидящей позе, опираясь на свой меч.
Железный Копт стоял, не двигаясь. Сейд видел его бритый смуглый затылок, тускло отражающий огонь факелов. И только сейчас он понял, что Египтянин хотел предать Учителя с самого начала и жаждал смерти как награды. Сейд ошибся. Но не время писать касыду о вине. Предатель должен умереть. Сейд мог убить его, сломав эту мощную шею одним ударом, но ему почему-то нестерпимо хотелось посмотреть в глаза Железного Копта и, может быть, ПОНЯТЬ... Египтянин ведь боится! У него весь череп вспотел и даже мощная шея дрожит!.. Он боится смерти, знает, что умрет – и всё же предал!
Осторожными, кошачьими шагами он обошел неподвижно стоявшего Египтянина... и понял, почему голубоглазый ушел так быстро и от КОГО должен был охранять выход оставшийся на страже солдат. Рыцари знали, что палач тут не один, потому что... Египтянин стоял, слегка покачиваясь, обеими же руками он держал за рукоять длинный, узкий нож – один из своих пыточных инструментов, – который сам же вонзил себе в область печени. Он потел и дрожал не от страха, а от невыносимой боли и напряжения, потому что должен был вот так стоять всё это время, чтобы запутать его, Сейда. Железный Копт смотрел ему прямо в глаза.
– Скажешь Учителю – я остался верен себе! – сказал, улыбнулся... Улыбка, от боли, наверное, получилась какая то кривая, она изуродовала и без того некрасивое лицо Египтянина, но он продолжал улыбаться, оправдывая свое прозвище. Вдруг Железный Копт попросил:
– Вытащи его ты... Пока нож во мне – я не сразу умру. Вытащи... убей... выполни приказ Учителя... Отца... И освободишь меня от греха самоубийства... прошу!.. – Быстрым движением отпустил рукоять ножа и схватил Сейда за руку... с силой подтянул к себе, заставил притронуться к рукояти... Сейд, как завороженный, даже не сопротивлялся. Взялся за рукоять ножа и медленно вытянул его из тела Железного Копта. Как только клинок полностью покинул плоть, Египтянин без звука, словно мертвый, рухнул на пол своей пыточной. Сейд с интересом посмотрел на нож. Длинное лезвие сверкало темной кровью... И вдруг Сейда словно озарило... Египтянин всё это сделал намеренно! Он даже сейчас, мертвый, продолжает задерживать его, в то время как голубоглазый спешит предупредить рыжего Магистра о засаде, подстроенной Муаллимом. Голубоглазый оказался умнее его, не стал терять время, а он, Сейд, его теряет. Непростительно, после всех совершенных за вечер ошибок. Непростительно!
