Они прогуливаются по проложенным тропинкам, входят и выходят в задние двери…
Ким вспоминает, как пахнет зло. Посреди комнаты с полом, покрытым красным ковром, находится клочок земли не более шести квадратных футов площадью, на котором растут отвратительные клубневые растения. Повсюду ползают сколопендры, и из-за камня высовывается голова поистине гигантского экземпляра. Ким берет в руку мотыгу. Грейвуд становится рядом с ломом в руке. Ким пинает камень, и сколопендра зарывается в землю; он замечает, что в ней фута три длины, не меньше, и что корешки растений шевелятся, будто ножки сколопендры, словно это наполовину насекомое, наполовину растение… Он просыпается, содрогаясь от ужаса, потому что до него доходит, что эти отвратительные растения-насекомые и гигантские сколопендры некогда были (голосок злой старухи звенит у него в мозгу) «маленькими глупенькими мальчиками, вроде тебя».
Он идет назад по коридору, проходит через несколько дверей и поднимается по ряду узеньких лестниц, пока не оказывается снаружи на склоне холма. В двухстах ярдах от него за мощенным известняковыми плитами двором видна набережная. Чей-то голос изнутри здания произносит: «Он никуда не пойдет без своего друга». И тогда из здания выходит Гай, он в зеленых брюках и серой рубашке. Я показываю пальцем на набережную, на деревья и на море за ними.
– Бежим!
Облегчение оттого, что мы выбрались из этого места, действует на нас, как глоток свежего воздуха на задыхающегося человека. Иероглифическая надпись вспыхивает в его мозгу.
Они падают ничком на землю, очутившись в привычном им мире.
Воспоминания его вновь возвращаются к зданию с корытами, заполненными песком. Он спускается в комнату, где они расположены. Один из надсмотрщиков подходит к нему, протягивает руки. Ким выставляет свои руки ладонями вперед и останавливает гнома. Тот застывает в оцепенении с протянутыми руками. Ким возвращается к двери, ведущей к выходу, и натыкается на великана двенадцать футов ростом, довольно худого, с треугольным лицом и в остроконечной шляпе. На великане парчовый плащ и штаны из черного бархата, отороченные белой и желтой парчой. Вид у него вроде бы доброжелательный. Еще один гном выскакивает из двери. Ким замечает его. Гном юркает обратно за дверь, оставляя запах насекомого зла…
Они снова на склоне холма, и Ким говорит Гаю: – Быть где угодно, только не там… пусть в самом заурядном месте… только не среди этого ужаса.
Ким догадывается, что в корытах, заполненных песком, гномы превращаются в сколопендр. Глаза у них уже стали, как у насекомых. Затем сколопендра вылупляется изо лба, оставляя от гнома только серую мертвую шкурку.
Зачем? Одно из многочисленных ухищрений для того, чтобы уничтожить чужие души и тем самым ограничить и монополизировать право на бессмертие.
Где? На планете Венере, где еще?
Кто или что стоит за всем этим? Нечто иссохшее, хрупкое и трусливое. Ким предчувствует, что это карточная магия, осуществляемая при помощи специальной колоды карт. Карты нарисованы на материале, похожем на пластик, который поглощает цвета, чтобы создать трехмерное изображение. Карты складываются в комбинации, словно кадры мультфильма…
Чем вещь площе и более склонна к вращению, тем больше она по вкусу венерианцам.
Узкое, практически двумерное пространство… Посмотрите на эти дома… они почти плоские… не больше четырех футов в глубину… чтобы попасть внутрь, нужно вползать… волшебство детских считалок, ожившие ступки и кофемолки, великаны, гномы и дворцы. Лорды в красных мантиях, сколопендры инкрустированы в их янтарные лбы, волшебство старух, сидящих за прялками в крохотных коттеджах, вырезанных из фанеры, склеенной из слоев, похожих на карты, оживленные ползучей и враждебной нам жизнью: двери как мышеловки – сами поднимаются, сами захлопываются.
В длинном, по колено, плаще из кожи сколопендры Ким прогуливается бок о бок с Полуденным Дьяволом. Атмосфера жаркая, неподвижная, душная. Плащ при ходьбе издает сухое шуршание. Ким останавливается, расстегивает пряжку на шее, снимает плащ и передает его своему верному оруженосцу Арну… Под плащом у Кима – великолепная накидка из красного атласа с множеством карманов, треуголка из голубого атласа, штаны из желтой чесучи, сапоги из коричневато-розовой пористой кожи электрического угря. На боку у него висит волшебный меч, а рядом следует невидимый оруженосец – порождение воли Кима, движения которого молниеносны. В руке – хрустальная трубка. Когда он поднимает ее на уровень глаз, голубые искры сыплются из зрачков и устремляются по трубке…
ЧИКЧИКЧИК
Дворец разлетается на мелкие кусочки.
– Ты уже видел корыта…
Ким утвердительно кивает, его лицо пылает от чистой радости убийства, когда он вспоминает свой сон.
– Что ж, тогда знай и помни: стоит тебе попасться к ним в лапы, и ты сгинешь в корытах, как все остальные… «ссышься» – так они это называют…
Он выдерживает паузу, давая Киму время, чтобы тот представил, что ощущает, вспоминая в последний раз лицо друга, человек, которому острые жвалы уже прорезают кожу похожего на икринку лба.
Надсмотрщик – это обычно старик, который в течение долгого времени страдал от сильных болей. Очень долгого времени – это видно по его опущенным плечам.
– Ты будешь орать и материться, как старуха уборщица… Потом тебе придется ненавидеть уже молча.
Али трусит рысцой по улице, его крис покачивается в воздухе перед ним, тянет его вперед, жалюзи на витринах магазинов закрываются по пути его следования… вот эта улица… вот эта лавка… сюда-то ему и нужно. Толстуха с мертвыми холодными глазами акулы. Мы называли ее Великая Белая, разве это не прекрасно, ее лицо морщится, она понимает, кто это, она тянется за пистолетом в сумочку – уже поздно, и она это знает, он распарывает ей брюхо от пизды до самого горла. Ее глаза закатываются, видны белки, и она падает в вонючую лужу крови и кишок… Ее Супруг отшатывается, заламывает руки в мольбе…
Али улыбается своему окровавленному крису. Пощады не жди. Супруг пускается наутек, поскальзывается на кучке собачьего дерьма, падает ничком. Али подбегает, наступает ногой ему на поясницу, хватает за волосы, поднимает ему голову и перерезает горло.
Супруг издает звуки, похожие на пулеметную очередь… ТРАТАТАТА… обрызгивая кровью все вокруг.
Али приплясывает, сжимая в руке свою футболку. Рукой, в которой зажат окровавленный крис, он пишет слово «AMOK» у себя на груди. Он хлопает в ладоши у себя над головой и улыбается… Авиакатастрофа? Вы плохо следите за вашим цезарем и его сокровищами. Он напоролся на меня прямо в аэропорту. Это была ошибка с его стороны. Ошибка пилота. Тут-то я вышел на сцену… Я отвел его в сторонку от посадочного терминала… Я умею казаться таааким соблазнительным, принимать любые обличья, он уже трахал в мечтах стюардессу, стояк у него был еще тот… и тут ошибочка… Изумление на лице второго пилота…
Осознание
