Книга Джанки, страница 36. Автор книги Уильям Сьюард Берроуз

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Джанки»

Cтраница 36

* * *

Айк, найдя приличные бабки, принёс мне кокаину. «Си» трудно найти в Мексике. Раньше я никогда не пробовал хорошего. Кокнар – чистый кайф. Возносит тебя вверх, механический лифт, который начинает исчезать, как только ты чувствуешь его движение. Я не знаю ничего равного кокаину по приходу, но он длится всего минут пять или около того, а потом нужно втираться снова. Когда ширяешься «Си», добавляешь чуть больше Эмми, выравнивая кайф, как бы сглаживая грубые края. Без морфия, кокаин делает тебя излишне нервным, плюс ко всему морфий – отличное противоядие от передозировки. Точной дозы для кокса не существует, разница между обычной и опасной дозировкой не такая уж и большая. Несколько раз я перебирал… В глазах темнело, сердце переворачивалось… К счастью, у меня всегда было при себе достаточно морфы и укол поправлял ситуацию, направляя её в нормальное русло.

Когда ты подсел, джанк – биологическая необходимость, невидимый рот. Вмазался, и тебе хорошо, словно как следует набил брюхо. А с кокаином нужна новая вмазка, как только действие спадает. Если у тебя в доме залежи Чарли, то пока его не истребишь, в кино… Да, какое кино! Вообще никуда не выйти. Одна вмазка вызывает дикое желание повторить, поддержать кайф на прежнем уровне. Но когда кокс оказывается вне пределов досягаемости, сразу о нём забываешь. Привыкания к «Си» не бывает.

* * *

Джанк резко сокращает половую активность. Тяга к платоническому общению одинакового с сексом происхождения, так что сидя на морфе и Эйче, я полностью замыкался в себе. Если кто-то хочет поговорить, о'кей, поговорим. Но нет потребности в знакомствах. Слезая с джанка, я всегда оказывался втянутым в период неконтролируемой общительности и болтал с каждым, кто хотел бы меня выслушать. Джанк забирает всё и ничего не даёт взамен, за исключением подстраховки на случай ломки. Порой я трезво оглядывал жизнь, которую сам же себе и устроил, и решал начать лечение. Когда джанка полно, то сам факт торчания не кажется чем-то серьёзным. Говоришь себе: «Что-то от этих уколов я больше удовольствия не получаю, слезу, как не хуя делать». Но в радужные планы вмешивается ломка, и всё выглядит иначе.

Примерно за год моей подсадки на джанке в Мексике, я принимался за лечение раз пять. Пытался сократить число вмазок, пробовал китайское лекарство, но ничего не помогало.

После фиаско с китайским методом я собрал все пакетики и отдал жене, чтобы та спрятала их и выдавала строго в соответствии с графиком. Собирать и распределять дозняки мне навязался помогать Айк, но поскольку в голове его царил хаос, он составил такую схему, что в самом начале ты рубился на предельном дозняке, который затем резко сокращался без постепенного уменьшения. График пришлось составлять самому. Некоторое время я придерживался его, но настоящего рывка к улучшению не произошло. Тогда взял у Айка добавку, найдя предлог для дополнительных вмазок.

Я понимал, что больше не хочу принимать джанк. Если бы я мог принять единственно возможное решение, то отказался от джанка раз и навсегда. Но это всё в теории, а когда переходил от слов к делу, сил уже не хватало. Видя, как летят к чертям все составленные мною графики, я чувствовал себя ужасно беспомощным, будто бы был уже не в состоянии контролировать свои поступки.

* * *

Одним апрельским утром я проснулся слегка больным, призрак ломки бродил где-то рядом, но ещё не хватал за горло. Лежал, рассматривая тени на белой штукатурке, припоминая, как много лет назад валялся на кровати, рядом сидела мать, и я наблюдал как уличные огни движутся по потолку и вниз по стенам. Остро ощутил ностальгию по паровозным свисткам, звукам пианино из распахнутых окон сквозь уличный шум, пряному, едкому запаху выгоревшей листвы. Мягкая степень ломки всегда приносила с собой очарование детства.

– Никогда это не исчезнет, – думал я. – Как и вмазки… Вот бы я удивился, если у всех джанки бывают такие замечательные хреновины.

Отправился втереться в ванную. Долго не мог попасть в вену. Игла дважды застревала, скользя мимо. Кровь текла по руке. Джанк разлился по моему телу, инъекция смерти. Грёзы, как корова языком слизнула. Я уставился на кровь, бегущую с локтя на запястье, и мне вдруг стало жалко истерзанных вен и тканей. Расчувствовавшись, вытер её, и громко вслух сказал, обращаясь неизвестно к кому: «Я завязываю…»

Приготовив опийный раствор, я велел Айку не являться в течение нескольких дней, на что он отозвался:

– Надеюсь, у тебя получится, малыш. Надеюсь, что ты слезешь… Не сойти мне с этого места, если у меня кукиш в кармане.

Через сорок восемь часов запас морфия в моем теле иссяк. Раствор лишь прервал ломку. Выпил его, смешав с двумя ампулами нембутала, и проспал несколько часов. Когда проснулся, моя одежда насквозь промокла от пота. Глаза слезились и ужасно болели. всё тело воспалилось и зудело. Я вертелся на кровати, выгибая спину и вытягивая руки и ноги. Поднял колени, просунув сцепленные руки между бёдер. Стискивание рук вызвало мгновенный взрыв джанкового оргазма. Пришлось встать и сменить бельё. В пузырьке ещё оставалось немного раствора. Я допил, потом вышел и купил четыре упаковки кодеина в таблетках. Приняв кодеин, запив крепким горячим чаем, почувствовал себя гораздо лучше.

Внезапно возникший Айк сказал мне:

– Ты слишком быстро всё принимаешь. Давай-ка я сам сварганю для тебя раствор.

Я слышал, как на кухне он ворковал над своей микстурой:

– Немножко корицы, если потянет блевать… немного шалфея для желудка… Чуть гвоздики – кровь очистить…

В жизни не пробовал ничего ужаснее той смеси, однако, после неё ломка перешла в более терпимое русло и всё это время я пребывал в состоянии лёгкой эйфории. Кайф не опиюшный… Я скорее торчал от усиливавшегося отходняка. Джанк – прививка смерти, которая держит тело в критическом положении. Когда джанки слезает, предельное напряжение, реакции сохраняются. Обостряется восприятие, наркоман осознает все процессы в своих внутренних органах болезненно ясно, перестальтика и секреции выходят из-под контроля. Реальный возраст не имеет значения, взвинченный наркоман подвержен эмоциональным эксцессам, характерным для ребенка или подростка.

Примерно на третий день потребления Айковой настойки, я запил. Сидя на джанке, во время ломки, я вообще был не в состоянии пить. Кидать наркоту на кишку – это не то, что ширяться белым порошком. Вполне можно мешать бухло и опиюшник.

В первый раз я начал пить в пять часов вечера. Через неделю начал уже в восемь утра, оставаясь поддатым день и ночь, и таким же просыпаясь на следующее утро. Просыпаясь, запивал бензедрин, саницин и кусок опия стопкой текилы с чёрным кофе. Потом ложился обратно, закрывал глаза, пытаясь собрать воедино вчерашний день и прошлую ночь. Часто, начиная с полудня, уже ничего не мог припомнить. Порой ты просыпаешься и думаешь: «Господи, неужели я это сделал?» Граница между словом и мыслью полностью размыта. Ты сказал это, или только об этом подумал?

На десятый день лечения я совсем опустился. Одежда была грязной и заскорузлой от выпивки, которую регулярно на себя проливал. Я ни разу не мылся. Похудел, руки тряслись, вечно что-то ронял, натыкался на стулья и падал. Однако, у меня обнаружился неистощимый запас энергии и бездонные емкости для спиртного, чего я раньше за собой не замечал. Эмоции так и лезли через край. У меня открылась патологическая общительность… Мог говорить с любым, кого удавалось отловить, пускаясь в тошнотворно-доверительные беседы с совершенно незнакомыми людьми. Несколько раз я домогался до разнополых персонажей, которые и намека не делали на возможную взаимность.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация