«У Ронни» была ночной забегаловкой рядом с Пятьдесят второй и Шестой, куда после часа ночи захаживали музыканты на кофе и жареных цыплят. Мы сели в кабинку и заказали кофе. Мэри наработанным движением вскрыла капсулу бензедрина, удалив фальцовку, и протянула мне три промокашки :
– Скатай в шарик, кофем запьешь.
Промокашка отдавала тошнотворным привкусом ментола. Несколько людей, сидевших по соседству, принюхались и заулыбались. Я чуть было не подавился этим катышком, но, в конце концов, проглотил. Мэри отобрала какие-то старые пластинки, завела, и плюхнулась за столик с экспрессией мастурбирующей идиотки.
Вскоре пробило на разговор и я погнал с сумасшедшей скоростью. Во рту сушняк. Когда сплевывал, слюна выходила округлыми белыми сгустками – «плевать ватой», как это называют. Мы потащились на Таймс-Сквер: Мэри захотела выцепить кого-нибудь из уличных музыкантов с блок-флейтой «пикколо». Меня переполнял, выходя за грань приличия, открытый, благожелательный настрой. Неожиданно появилось желание позвонить людям, с которыми не виделся месяцами, даже годами, людям, которых недолюбливал и, которые платили мне тем же. Обломавшись в поисках совершенного обладателя «пикколо», мимоходом разбавив нашу компанию случайным Питером, решили вернуться на Генри-Стрит, где хоть по крайней мере было радио.
Следующие тридцать часов Питер, Мэри и я провели в этой квартире. Периодически варили кофе и догонялись бензедрином. Мэри посвещала нас в технологию доения «Джоников» («Папиков»), составлявших основной источник её доходов.
– «Джоника» (Папика) всегда надо вымуштровать. Особенно если он с претензией на сексапильность, обязательно говоришь: «О, никогда больше не делай мне больно». «Джоник» (Папик) – это не какой-нибудь безмазовый ублюдок. Когда связываешься с безмазовым всё время должна быть настороже. Ничего ему не даешь. Безмазового просто потребляешь. «Джоник» же дело другое. Даешь ему то, за что он платит. Когда ты с ним, наслаждаешься собой и делаешь ему так, чтобы он тоже перся от себя самого.
– Если действительно хочешь опустить мужика, закури в разгар ебли сигарету. Конечно, на самом-то деле меня мужики в сексуальном плане совершенно не прикалывают. Вот от кого я по-настоящему в тасках, так это от баб. Просто кончаю, когда удаётся снять и духовно сломать очередную гордую чувиху, заставив её осознать, что она – только животное и ничего больше. А ведь после того как её сломали, чувиха уже никогда не будет казаться красивой. Согласись, отдаёт превратностями семейной жизни, – заметила она, обращаясь к радио, которое было единственной отдушиной в этой комнате.
Как только она заговорила о мужиках, которые пристают к ней на улице, её лицо исказило выражение обезьяноподобной ярости.
– Сучье отродье!– рычала Мэри. – Заговаривают, только если ты не похожа на ту, что сразу даёт. Я частенько прохаживаюсь по улице со свинцовыми кастетами под перчатками и жду одного – когда кто-нибудь из этого быдла попытается до меня домогнуться.
* * *
Как-то раз Герман сообщил мне, что за семьдесят долларов можно зацепить кило первоклассной Новоорлеанской дури. Теоретически торговать травой весьма прибыльно, равно как и заниматься животноводством или разводить лягушек для французских ресторанов. Семьдесят пять центов за косяк, в унции (28,3 г.) – семьдесят косяков, здесь явно пахло деньгами. Уверившись в этом, я купил траву.
Вместе с Германом мы составили пушерский тандем. Герман откопал проживавшую в Виллидже лесбиянку по имени Мэриэн, мнившую себя поэтессой. В квартиру Мэриен мы и забросили дурь, предоставив ей право халявы на потребление и пятьдесят процентов с оборота. Она знала множество любителей дунуть, вопрос с клиентами отпал. Одновременно с дурью в квартире обосновалась ещё одна лесбиянка, и каждый раз, когда я заходил к Мэриен, натыкался на эту необъятную рыжую Лиззи, ловя на себе взгляд её мутных, отъехавших глаз, полных тупой ненависти.
Однажды, открыв дверь, рыжая Лиззи так и осталась стоять на проходе, лицо мертвенно-бледное, отекшее от спячки под нембуталом. Сунув мне пакет с травой, злобно прошипела в своём полузабытье:
– Забирайте это и убирайтесь. Оба вы ублюдки, ёб вашу мать.
Она была в полном отрубе, но голос её гремел как у прокурора, будто она на самом деле обвиняла нас в инцесте.
– Передай Мэриен спасибо за всё, – сказал я.
В ответ она захлопнула дверь с таким шумом, что видимо сама от него проснулась. Снова открыв, выскочила на лестницу и принялась орать в приступе истерической злобы. Её крик был слышен даже на улице.
Герман вышел на других плановых. Все они, без исключения, предъявляли нам претензии. На практике торговля травой – сплошной облом. Начнем с того, что трава – продукт для переноски достаточно неудобный. Чтобы выручить хоть какие-то деньги, а иначе не стоит этим заниматься, надо постоянно таскать с собой полностью набитый дипломат. Если в один прекрасный день легавые высадят твою дверь, лучше оказаться с тюком люцерны.
Плановые абсолютно непохожи на джанки, которые дают тебе деньги, получают свой джанк и уматывают без лишнего пиздежа. Плановые, как правило, так не поступают. Они ждут и надеются, что ты их подогреешь, отсыпешь, сделав жизнь вечным халявным праздником, и будут с полчаса доставать, уламывая тебя продать за два доллара, а не за три, отсыпать в кредит, по дружбе, по причине личных неприятностей и т.п. А если оборвешь и сразу перейдешь к делу, скажут, что ты обломщик, приземленный, напряжный тип, которого ничего кроме денег не интересует. На самом-то деле, учитывая кидалово, продавец не должен прямо так заявляться и объявлять во всеуслышание, что он – это он. Продавать надо своим, да и то избранным, чувакам и чувихам. Для остальных ты зачумленный барыга без совести и чести. Все знают, что ты барыга, но сказать так вслух считается дурным тоном. Бог его знает почему. Для меня плановые непостижимы.
В травяном бизнесе существует масса торговых уловок. Плановые окружают эти мнимые секреты идиотской хитрожопой таинственностью. Например: план, по идее, должен быть пробит, без палок, или он вдруг оказывается светло-зеленым, слишком дерет горло. Но вот если спросишь планового как дурь пробить, он бросит на тебя иронично-бестолковый взгляд и начнет переводить стрелы. Наверное трава в результате постоянного употребления-таки сажает мозги, а может плановые глупы изначально.
Моя зелень оказалась слишком светлой, так что пришлось применить метод сдвоенных кастрюль: дурь кладется в кастрюлю поменьше, та, соответственно, опускается в другую и конструкция ставится на плиту, пока план не приобретет родной тёмно-зеленый цвет. Вот, собственно, и весь секрет готовки плана, или, по крайней мере, один из способов.
«Плановые» общительны, довольно чувствительны, зачастую параноики. Если ты зарекомендовал себя как «тормоз» или «напряжный», то лучше дел с ними не иметь. Вскоре я понял, что ладить с этими типами выше моих сил и был доволен, когда нашел персонажа, которому скинул оставшуюся траву по первоначальной цене. Я твердо тогда решил больше никогда не толкать план.
