Книга Досье Уильяма Берроуза, страница 12. Автор книги Уильям Сьюард Берроуз

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Досье Уильяма Берроуза»

Cтраница 12

Ты еще там 872 Голден-гейт? Тишина 1920 прудов в пустых местах. Возьмите сзади когда мистер Брэдли я угасаю в комнате в Гуаякиле – улицы лихорадки и смерти. Консул посмотрел на бланк, лежащий на столе. „Чем могу помочь?“ Хилл-стрит стих R12 у меня на столе. Видишь, сколько времени. Мы ждали слишком долго. Старый ответ все дальше и дальше – давно уже утро – дохлая белка на столбе… Посмотрел на бланк, лежащий на столе. „Давно пьешь кровь?“ „А ты пониже будешь“. Далекий дух поплыл в лес. Узнаешь меня в иностранных шмотках, цыпочка? Даритель ветров мое имя».

Смерть рядом, давно ждет, держит фотографию в иссохшей руке.

«Узнаешь меня в иностранных шмотках, цыпочка? Даритель ветров мое имя».

Далекий дух к себе в мир теней.

Руда из шахты мечты для пленки Вербного воскресенья

Поспеши. Даже говорить не хочу. Пришли кого-нибудь. Полицейский бал. Например, хочешь, чтобы я остался один. Уставший. Изнуренный. Улица – пройдемся? Конец – почти – ничего не скажешь. «Будем считать, что ты был не готов. Призрачный подросток в сиреневом вечернем небе. Сладких снов, милый принц. Гордо спит на на 117, 546 миль в час Дверь смерти – по этой дороге до реки – пытаясь дотянуться до наплечной кобуры – бумаги взлетели – думай.

Над тихой лагуной вставало утро… в ванной на Принц-роуд я всплыл до потолка и выскользнул из окна / В спальне черная фигура стояла в комнате с черным повернувшись ко мне. Я снял с него ушанку, и мы обнялись. Небо свистит в далекое окно, Мистер, я открыла голой давным-давно сложила другое детство. Ты член профсоюза? В Щелкнуть «Юнион-стейшн» в 16:00???? Тело Марка Хаза лежит в похоронном бюро Сэдлека. Nueva Amenaza Para El Mundo: La Sod. Избавление грядет прямиком из Сахары. В Севилье американский подданный покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув с четвертого этажа. (Cifra Thomas С. Shannon de 23 anos.) Мы ждем удобной возможности. Attendonsune bonne chance. Мистер Шэннон не плати. Это самый простой способ сказать тебе, что бумаги в старом альбоме. Осмотри сорняки покроют дряхлую руку. Не помнишь меня? Тусклое мерцание серебра старой мечты печальное бурчание голоса уличных мальчишек на белых ступенях волнолома. Над иссушенным городом пролился дождь. Сахара, Сахара, вскоре мы будем такими же сухими, как ты. Дорогой Майкл, куда собираешься поехать? Хорошо, встретимся позже на Оук-стрит. Je pense souvent en vous. Прости, что отвечаю на твое письмо спустя год, (печальные угрозы вроде пирсовых призраков вынудили его откланяться). Фестиваль лишился короля Дорогой Марк, по моему опыту дешевый психоанализ это надувательство. На нем лежит неистребимый отпечаток родины плоть больна грязными фотографиями. «Почистить, мистер?» Не предназначены для регулярного повторения, (выпадает из черного «кадиллака» на дорогах 1920). Возьмите сзади, некогда ми-истер Брэдли. Я угасаю в комнате в Гуаякиле – улицы лихорадки и смерти – Старый ответ все дальше и дальше на Норт-Кларк-стрит – давнее утро с мертвой белкой на столбе – Что ты видишь? Выброшенная фотопленка трещит на полуденном ветру… каждое слово убивает надежду – болезнь горящего металла – известняковый склон заляпан экскрементами – «Черт побери, медсестра, я вас предупреждал о Сером Призраке. Враг „людей“ апоморфин в общежитии».

Поспеши. Не хочу говорить по опыту. Например, хочешь уйти? неистребимый отпечаток родины – сижу в одиночестве – усталый – изнуренный – уличная плоть больна – грязные фотографии блестят? – пройдемся, мистер? Скажем, ты был призрачным подростком на дорогах 1920 – Позади вас, мистер. Сиреневое вечернее небо – сладких снов, Брэдли – Я угасаю в комнате на Принцесс-сквер. Улицы лихорадки и смерти – по этой дороге до реки на Норт-Кларк-стрит пытаясь дотянуться до наплечной кобуры… что ты видишь?

Выброшенная фотопленка – убивает надежду – В кои-то веки ни о чем не спрашивай, поспеши, времени почти не осталось, прощальное письмо с этого адреса. Мы надеемся выдержать? один укол радиоактивных «Былых дней»… шепот темных улиц на потускневшей фотографии с Панамы – интересно, что осталось? от старой мечты печальное бормотание улиц? дурацкое грязное тело ледяной шра-мовой ткани – горестный зов из рассветных далей зольников и задних дворов. «Я проделал долгий путь с фотографиями беличьей охоты». Смерть шепчет забытое имя…

– Да, это я жду в комнате. Да, это я скольжу за гниющими кусками себя на фотографии грязнее чем мой старый дом так давно меня ждущий старая рваная фотография – (держит фотографию в иссохшей руке) – сочувствует оружию, где-то вдали полузасыпанному песком – далеко в то время как «Узнаешь меня в иностранных шмотках, цыпочка? Даритель ветров мое имя».

– Летний золотой маршрут вызывает «Дождь» / Пойманный под 1920 испанским / Не вижу собственную руку! /

«Дождь» несет добрые вести «Летнему золотому маршруту» / «Запонки» смывают «Вулворт» с «Булыжника Коди Не могу, пока вокруг охрана/»

– Встречаемся в цветочном магазине / Заходи на цветочный запах /

Транзитные залы – подожди меня еще чуть-чуть – роr favor $100 – Человек в плаще наводит тень на Сокко-Гранде… «Не забывай подмазать – Я знаю, ты в деле – затея с покупкой золота – Это Фатима – Не давай старой грымзе ни цента». Растяжение времени – переведи часы на час назад. Капитан Кларк приветствует вас на борту ленивой пленки времени родного города. Ну что, пару лунок гольфа? Этот безжизненный рай мечтательных небес и вечерних светлячков музыка над полем для гольфа доносится с высоты прохладных углов столовой свечи на столе дрожат от легкого ветерка. Стоял апрельский день. А потом малолетний разносчик газет объявил, что война окончилась, печаль у него в глазах лучики света, пробиваясь сквозь листву, мелькают в траве как кусочки фольги на ветру поперек поля для гольфа – это история молодого человека, жившего так же, как вы и я угасаю улицами далекого неба. Печаль тела говорит: «прощай».

Начало равнозначно концу

– Я не какой-то там наркоман. Я самый что ни на есть наркоман. Специально отрастил себе такую наркоманию, чтобы в деревне джанка всегда был праздник. Я есть все наркоманы и весь джанк мира. Я есть джанк и я подсел навеки. Слово «джанк» я употребляю в самом широком смысле. Скажу проще. Я есть реальность, и я подсел на реальность. Дайте мне ветхую стену и мусорный бак, и я, честное слово, буду смотреть на них целую вечность. Потому что я есть стена и я есть бак. Но мне нужен человек-носитель, который будет сидеть и смотреть на стену и бак. Сам я смотреть не могу. Я слеп. И сидеть не могу. Не на чем сидеть. Пользуясь случаем, отвечаю моим ползающим оппонентам. Неправда, что я ненавижу человеческую расу. Мне просто не нравятся люди. Не нравятся животные. Но это не ненависть. Из шелухи ваших слов самым подходящим будет «неприязнь». При том я вынужден жить в человеческих телах. Конечно, ситуация невыносимая. Чтобы лучше понять меня, представьте, что застряли на планете, где живут одни насекомые. Вы – слепой наркоман. Но смогли сделать так, чтобы насекомые обеспечивали вас джанком. Даже прожив среди них тысячи лет, вы все равно будете испытывать инстинктивную неприязнь к своим слугам-насекомым. Каждое их прикосновение будет вам неприятно. Именно так я воспринимаю своих слуг-людей. Все пятьсот лет, что я живу среди вас, меня не оставляет забавное ощущение, что история рода человеческого есть развитие моего плана побега. Я не хочу «любви». Не хочу прощения. Я хочу исключительно вырваться отсюда.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация