Я доехал с ним до Сорок второй улицы, он сошел там, а я на Пятидесятой. Добрался пешком до Пятьдесят второй, где жил Ал — между Пятой и Шестой авеню, прямо над ночным клубом. У него самая уютная комната в доме, на втором этаже с окнами во двор. Над камином висит картина в подводном стиле, вся в розовато-лиловых и голубых тонах: юноша в плавках с жеманно-задумчивым видом приложил палец к щеке. В комнате стоит длинная мягкая кушетка, единственное во всем доме удобное место для сидения.
На кушетке уже устроились двое, и еще четверо — на кровати, так что я подошел к высокому окну и стал болтать с Хью Мэддоксом.
Кушетку занимала Агнес О’Рурк, а Делла примостилась на подлокотнике. Делла — двадцатилетняя лесбиянка, много повидавшая на своем веку. На ее счету две или три душераздирающих истории и четыре попытки самоубийства.
Рядом на кровати расположились Джейн Боул и Том Салливан, они живут вместе где-то на Восточных Сороковых и каждый день обходят всех знакомых. Ал безуспешно пытается вычеркнуться из их списка.
Уселся он тоже на кровати, бок о бок с Банни. Эта девица из хорошей бостонской семьи всем рассказывает, что она клептоманка. Банни по уши влюблена в Ала.
Грязнуля Крис Риверс никогда не принимает ванну и не убирает в комнате. Зубы тоже не чистит, они у него совсем позеленели. Крис сидит на стуле и тупо скалится, обводя взглядом остальных гостей.
Ладно, у каждого свои проблемы. Я спросил у Хью, что новенького, и он ответил, что его разыскивает ФБР.
— Ого! — удивился я. — За что это, интересно?
— Вероятно, насчет призыва, больше ничего в голову не приходит. Они вертелись у Тридцать второго пирса, но там никто не знает моего адреса.
— А призывная категория у тебя какая?
— Не знаю, теперь и не поймешь… Я им дал адрес девушки, которая потом переехала, а когда они явились ко мне на новую квартиру, комендант подумал, что это по поводу налогов, и сказал, что такого не знает. В общем, я и оттуда съехал, и адреса вообще не оставил, потому что задолжал квартирную плату за месяц.
— А сначала какая была?
— «Три-А», но с тех пор я развелся, два года прошло.
Хью портовый грузчик, ему около тридцати, ирландец. Снимает комнатушку на верхнем этаже рядом с Риверсом. Родители у Хью богатые, но он с ними не общается.
— Ну и что ты собираешься делать?
— А что делать, пойду к ним и спрошу. От этих волчар бегать бесполезно, можно года на три сесть.
— Объясни, что произошло недоразумение, — посоветовал я.
— Все не так просто, — вздохнул он. — Черт, даже не знаю, чего ожидать.
— Похоже, адвокат нужен.
— Да, а платить чем?
Я почувствовал, что наша беседа принимает нежелательный оборот. Кто-то поднялся и объявил, что уходит. Ал тут же вскочил. — Ну, если вам пора…
Все засмеялись, а Джейн Боул потянула за собой Тома Салливана.
— Пошли, дорогой.
Ушли все, кроме Хью. Банни надулась, потому что Ал не попросил ее остаться. Крис Риверс украдкой подошел и стрельнул у меня четвертак. Ему ни разу не хватило смелости попросить больше пятидесяти центов.
Хью остался минут на десять, продолжая мрачно обсуждать свои проблемы.
— Не переживай, все обойдется, — сказал Ал.
Хью снова повторил, что случиться может что угодно.
— Ничего не говорите миссис Фраскати, — добавил он. — Я ей должен за месяц.
Потом и он ушел, торопясь на свидание с девушкой.
— Слава богу, — выдохнул Ал, — оставили, наконец, в покое. Вот уроды, разбудили меня в двенадцать и с тех пор так и сидели.
Я сел в кресло, он на кровать и продолжал:
— Вот послушай, какая удивительная история приключилась прошлой ночью.
— Давай, — откликнулся я, потирая руки.
— Значит, мы поднялись на крышу, а Фил тут же кинулся к краю, будто собирался прыгнуть. Я перепугался, заорал, но он вовремя остановился и просто бросил вниз стакан. Я подошел и спросил, что случилось, попытался придержать его за талию, а Фил вдруг обернулся и поцеловал меня, очень страстно, а потом опустился на крышу и потянул меня за собой.
— Похоже, ты дождался своего часа, — усмехнулся я. — Четыре года обхаживал. Ну-ну, продолжай, что дальше было?
— Мы поцеловались еще несколько раз, а потом он оттолкнул меня и встал.
— Неужели все?
— Потом он говорит: «Давай прыгнем с крыши вместе!» «Какой смысл?» — спрашиваю я. Он отвечает: «Как ты не понимаешь! После этого нам придется… другого выхода не останется. Или так, или бежать».
— Что он имел в виду? — не понял я. — Куда бежать?
— Не знаю… Наверное, куда глаза глядят.
— Вот и прекрасно, — усмехнулся я. — Сказал бы ему: «Отлично, дорогой, сегодня же рвем когти — и в Ньюарк».
Рэмси не оценил юмора, он был настроен серьезней некуда. Я выслушиваю от него подобную чушь с самой первой встречи.
— Во-первых, у меня нет денег… — начал он. Я вскочил с кресла.
— Денег нет? Их не заработаешь, сидя на заднице! Ступай на верфи или лавку какую грабани. Столько ждал своего шанса, а теперь…
— Понимаешь… я не уверен, что хочу этого.
— Чего?
— Ехать с ним сейчас. Боюсь, у него наступит реакция, и я останусь ни с чем.
Я в сердцах треснул кулаком по каминной полке.
— Отлично! Хочешь ждать, жди. Еще год, другой, третий — пока не сдохнешь. Знаешь, что я думаю? Весь этот твой Филипов комплекс — что-то вроде христианского рая, недостижимый платонический идеал, иллюзия, которая вечно где-то рядом за углом, но здесь и сейчас — никогда. Ты не хочешь уехать с ним, боишься проверки, потому что знаешь, что ничего не выйдет!
Он весь сжался и зажмурился.
— Нет, нет, неправда!
Я снова опустился в кресло.
— Я серьезно, Ал. Если бы вы куда-нибудь уехали вдвоем, тебе, может, и удалось бы уломать его. В конце концов, ты только об этом и мечтаешь последние четыре года.
— Нет, ничего подобного! Я вовсе не этого хочу.
Я снова вскочил, возмущенно размахивая руками.
— Ах, вот оно что, платоническая любовь! Никаких грязных телесных контактов, так, что ли?
— Нет. — Ал покачал головой. — Я хочу спать с ним, но больше всего хочу его любви Мне нужны постоянные отношения.
Я закатил глаза к потолку.
— Боже, дай мне терпение — и побольше.
В сердцах я дернул себя за волосы, и в руках остался целый клок. Надо сходить на Двадцать восьмую улицу и купить тоник Буно. В него добавляют шпанскую мушку — от облысения лучше средства не придумаешь.
