Василевский выдохнул и начал карабкаться по лестнице наверх. Чтобы попасть на смотровую площадку, надо было преодолеть бесконечный ряд домов, над крышами которых набухала кровью низкая луна. Здесь он немного заблудился, забежав не в ту сторону. Сначала Андрюха попал к Колодцу, потом крутанулся вокруг Домской церкви и побежал вниз. Узкий проход между каменными стенами. От волнения кровь стучала в висках, отчего зрение странно сузилось и так же подрагивало в такт пульса. Пятка кроссовки попала в щель между камнями мостовой, и Василевский чуть не полетел на землю.
Да! Это был сувенирный магазин. На высоких ставнях перед стеклами витрин были вывешены доспехи. На левой позеленевший от времени шлем с узкой прорезью для глаз, латы, прикрытые пятиугольным широким щитом, рисунком, поделенным пополам. На синем поле красовались царские короны, а на красном шли частые косые белые линии. Следующий рыцарь держал вытянутый белый щит с красно-черным крестом, в верхнем правом углу вставал на дыбы белый лев, а в левом нижнем собирались в поход рыцари. У третьего был потертый белый щит с красным крестом и грифоном по центру. Последний короткой нарукавной кольчугой касался ржавого двуручного меча, прислоненного к стене. С голубого щита у него глядел огромный орел, за спиной которого поднималась то ли луна, то ли солнце.
Около последнего рыцаря Андрюха затормозил, поняв, что ошибся. Таня не могла сюда прийти.
Он снова набрал номер Бокштейна.
— Номер временно не обслуживается, — радостно сообщил женский голос.
В ярости Василевский чуть не грохнул аппарат о мостовую.
У Вадима кончились деньги.
Он добрался до бортика смотровой площадки, кинул взгляд на мирный засыпающий город. Время неспешно текло сквозь пальцы домов, через морщины камней на мостовых, гладило гуляющих по головам.
Время! Он опоздал! Вспомнились бесконечные циферблаты города. Они закончили отсчет его секунд.
Андрюха снова поднял телефон. Акопян долго не отвечал.
— Сделай одну вещь, — без приветствия начал Василевский. — Ты обещал — все, что угодно.
— Я слушаю! — Голос Акопяна был напряжен. Нелегко выполнять подобного рода обещания.
— Подари мне свои часы.
— Что?
— Сними с руки и отдай! — закричал Андрюха. — Мне надо, чтобы они остановились!
— Представляешь, сколько они стоят?
— Немного, — прошептал Андрюха, отворачиваясь от города. — Отдаешь? Ты обещал.
— Отдаю. — Голос Айка был неузнаваем.
— Все, теперь они мои. Разбей их. Прекрати ход времени.
Акопян молчал. Но Василевский был уверен, что он так сделает. Айк мог быть каким угодно — занудным, меркантильным, равнодушным. Но в нем было одно — он всегда держал свои обещания.
Андрюха помчался обратно по гулким улицам. Он бежал легко, словно и правда время в городе остановилось. Пронесся мимо церкви Александра Невского, скатился по ступенькам вниз, обогнул упитанную высокую башню Кик-ин-де-Кек. Узнай, что на чужой кухне! Сейчас он все узнает…
Удача! Она была с ним! Впиталась в его кровь. У него должно получиться выполнить главное свое обещание — защитить Ким.
Дорога падала вниз и упиралась в высокую стелу со стеклянным крестом наверху. Про это место рассказывала Ленка! Здесь начинались Харьюрские ворота.
По ступенькам, параллельным дороге, с пологого холма спускалась фигура в красном. На плече человек нес большой меч. В свете фонарей оружие отливало багряным. Гильотину придумали позже, в эпоху Французской революции. А до этого палачи работали мечами.
Жених спешит к своей невесте.
— Стой! — заорал Василевский. Он мчался вниз, чувствуя, что сила инерции тянет его вперед быстрее, чем он успевает переставлять ноги. Рука с кольцом была неподъемной, но он заставил себя ее вытянуть.
— Судьба свершится! — заорал он, задыхаясь. — Дети, когда-то игравшие около Харьюрских ворот, исполнили проклятье. Больше изменить их судьбу никто не в силах.
Ступеньки под его ногами начались неожиданно. Нога встретилась с пустотой, Василевский взмахнул руками и рухнул вниз. Каменные ребра лестницы ощетинились, встречая падающее тело. Василевский несколько раз здорово стукнулся головой и потерял сознание.
Палач заторопился. Он пробежал мимо лежащего Андрюхи.
— Андрей! — кричала бегущая снизу Ким. Палач схватил ее за руку.
— Свадьба! — зло процедил он.
— Андрей! — рвалась Таня наверх.
Василевский встретился с последней ступенькой и раскинулся на земле.
— Обещание! — рычал палач. — Или смерть.
У Андрюхи в голове случилось маленькое помутнение. Среди ночи для него начался пасмурный день. Трава вокруг оказалась истоптанной, земля взрыта множеством копыт. Городская стена осела и потемнела, вместо нарядной черепицы на крыше появилась грязная солома и ободранная кожа. В нос ударил запах нечистот, поблизости натужно закашляли. Улицы не было. Исчез нелепый крест. Церковь осталась, только слегка скособочилась. А вместо улицы, ведущей к Ратушной площади, между двумя полуразвалившимися башнями появились перекрытия ворот. От них через обсыпавшийся ров с болотистой жижей тянулся покосившийся деревянный мост.
В эту грязь и неустроенность ненавязчиво вплелся детский смех. Булькнул упавший в воду камешек. Девочка, чуть картавя, затянула песню, сбилась, хихикнула. Вода забулькала, принимая в себя новые камешки.
На негнущихся ногах мимо них прошел человек. Внешне по одежде нельзя было понять, какого он сословия, — простой потертый плащ, высокие сапоги, порванные на бедре грубые штаны. Но идущий держался так надменно, так уверенно ставил ноги, левой рукой машинально прижимал к боку отсутствующий меч, по привычке чуть откидывая плащ на каждом шаге, что сомнений не было — человек знал, что такое война и победа. Заметив, что Андрюха на него смотрит, рыцарь коснулся правой рукой полей шляпы. На безымянном пальце сверкнул багровый рубин.
— Добро пожаловать в наш город, — произнес рыцарь и отвернулся, потеряв интерес к Василевскому.
Андрюха шевельнулся, поднял правую руку, чтобы коснуться пострадавшей головы, и резко сел. Его тут же повело в сторону, так что пришлось снова привалиться к лестнице.
— Не, брат, шалишь, — прошептал он, оглядываясь. Никакого Старого города не было. Зеленая мартовская травка на взгорке, новенькие ступеньки, свежеотреставрированные крепостные стены. И темное ночное небо над головой.
— Андрей! — рыдала Таня. Палач тащил ее наверх.
— Дюймовочка, — прошептал Василевский, снова пытаясь приподняться. — Скажи ему, что его зовут Андреас-Вальдемар, — крикнул он в пляшущую перед ним действительность. — Или Вальдемар-Андреас, — добавил он тише. — Впрочем, уже неважно. Сама выберешь, кто больше понравится.
Василевский закрыл глаза. К горлу подкатывала тошнота, голова кружилась.
