Я посмотрел в глаза Джиму, вспомнил слова его сестры о том, что к ним приходил ямаец. На вечеринке Джим разговаривал с Робертом.
Джим был там с самого начала.
И, черт меня побери, он что-то недоговаривает.
Может, это Джим, что называется, «поджег фитиль»? Такие, как он, те, кто сжимает Библию так крепко, что на обложке остаются следы ногтей, больше всех боятся своей темной стороны. Часто они борются с пороками потому, что хотят подраться — и при этом всегда перегибают палку.
Фред кивнул.
— То есть смерть — не худшее из того, что может с нами случиться.
— Это еще мягко сказано, Фредди, — отозвался Джон.
Я посмотрел на сложенные штабелями картонные коробки и немного подумал.
— А при какой концентрации спирта напиток становится горючим?
Пару часов спустя рядом с дверью стояла дюжина полных бутылок. Из каждой торчал шестидюймовый лоскут ткани, вырезанный из фланелевой рубашки Фреда. Когда «Джастин» наконец остановит машину и откроет дверь, мы его поджарим.
Но грузовик не останавливался. Часами мы ехали, прижавшись к металлическим стенам, то проваливаясь в сон, то просыпаясь. Джон нашел маленькое вентиляционное отверстие, и мы по очереди смотрели на проплывающий мимо нас мир.
Ожидание казалось адской мукой. Воскресное утро превратилось в день. Мочились мы в пустые бутылки, хотя как с этим справлялась Дженнифер, я точно не помню. Грузовик наматывал сотни миль по шоссе, и кукурузные поля за окном сменила пустыня.
Двадцать восемь часов и девятнадцать минут — вот сколько мы в общей сложности пробыли в грузовике. В глубине кузова мы нашли ящик воды «Эвиан», но единственным источником калорий было теплое пиво. Правда, Джону к такой диете приспосабливаться не пришлось.
Наконец — наконец! — грузовик сбросил скорость и начал петлять, въезжая в город.
Мы вскочили, бросились в глубь фургона и стали собирать бутылки.
Машина остановилась, и мы затаили дыхание. Потом она снова поехала, уже в другом направлении.
У нас был план, но его разработал я, а это означало, что мы капитулировали и просто ждем, когда придет смерть.
— Послушайте, — серьезно сказал Большой Джим, оглядев нас. — Когда эта тварь откроет дверь, кто-то из нас, возможно, умрет. В этот момент у вас, наверное, появится шанс убежать, скрыться, спастись. Но мы должны остаться здесь и прикончить чудовище, понимаете?
Мы кивнули. У меня снова возникло ощущение, что он знает о грозящей нам опасности больше, чем кто бы то ни было.
— Кажется, вы не понимаете, — продолжил Джим. — Но… — Он сглотнул. — У меня есть сестра. Она осталась в нашем старом большом доме. В нем всегда водились мыши. После смерти родителей мы старались держать дом в чистоте, но с мышами справиться не могли. Они везде — в шкафах, в стенах. Я разложил яд по всему дому, чтобы избавиться от этих тварей.
Фред вытащил зажигалку и щелкнул, проверяя, работает ли она.
Джим опустил взгляд в пол и продолжил.
— Однажды я заглянул под ее кровать и увидел там блюдечко с обгрызенным кусочком хлеба. Сестра нарочно его туда поставила.
Машина снова повернула. Под колесами захрустел гравий.
Джим умоляюще посмотрел на нас.
— Она кормила их, понимаете? Все время, пока я пытался их убить, она не давала им умереть с голоду.
Я представил, как она, маленькая и одинокая, сидит в доме, похожем на пещеру, и внезапно понял: что-то пытается проникнуть в этот мир через Лас-Вегас, и Джим знает это, знает, что поставлено карту; а весь остальной мир — беззащитный, ни о чем не подозревающий — живет как ни в чем не бывало. Мне захотелось, чтобы Салливан наконец назвал сестру по имени, черт побери, чтобы я перестал называть ее Огурцом.
— Джон, Фред, если кто-то из вас выживет, а я нет, обещайте, что будете заглядывать к ней и позаботитесь о том, чтобы она… ну, в общем, позаботьтесь о ней. Она умная, вы не думайте. Нет, я не имею в виду, что она… Просто она никогда не жила одна. Обещайте, что приглядите за ней.
Грузовик еще раз повернул и стал притормаживать.
— Конечно, старина, — ответил Джон.
Я вспомнил последнего любимца Джона, маленького терьера, который выпрыгнул из окна четвертого этажа и разбился, пока его хозяин сидел на диване и играл в видеоигры. Да, Большой Джим, Огурец в надежных руках.
Джон щелкнул зажигалкой. Грузовик повернул в последний раз и остановился. У меня перехватило дыхание.
Мой друг выглянул через отверстие, пытаясь определить, куда мы приехали.
— Если я умру, — сказал он, — говорите всем, что я погиб самым крутым образом. Дейв, мои компакт-диски забери себе. Брат потребует «Playstation» — я одолжил приставку у него год назад, так что не спорь с ним.
Дженнифер помедлила.
— А под моей кроватью одна половица отходит, — прошептала она. — Там у меня тайник: немного «травы», дневник с… с именами парней и… еще кое-что. Если я умру, пусть один из вас заберет все это добро, пока его не нашла моя мама.
Джон поджег все три «коктейля Молотова», которые я держал. Его рука — в отличие от моей — не дрожала.
— Если я не вернусь домой, — зашептал Фред, — и мое тело не найдут, ну, если Джастин меня съест или еще что, то говорите, что не знаете, что со мной стало. Пусть это будет тайна. А через год пустите слух о том, что я брожу по городу. Пусть я буду как снежный человек, чтобы все видели меня то здесь, то там. Легенда о Фреде Чу.
Джон кивнул, словно запоминая все это, поджег фитили своих бутылок с зажигательной смесью и взглянул на меня.
— У тебя последняя просьба есть? На тот случай, если все закончится плохо?
— Ага. Отомстите за меня.
С «коктейлями Молотова» в руках мы встали полукругом у двери. Я уставился на сине-оранжевое пламя, плясавшее на влажном фитиле. Сердце грохотало в груди. За спиной поскуливала Молли.
Секунды текли, словно кетчуп из стеклянной бутылки. Я слышал дыхание Джима, стоявшего рядом, чувствовал, как по виску бежит капелька пота.
Замок щелкнул и заскрежетал. Все мои мышцы напряглись. Я опустил глаза и еще крепче сжал пивную бутылку.
О боже, сейчас мы умрем, мы в самом деле умрем.
Дверь медленно поползла вверх. На полу появилась бледная пол ос ка лунного света, засвистел ворвавшийся внутрь ветер. Джастин стоял там, и мы увидели его, начиная с лодыжек — джинсы, рубашка и…
Матерь божья!
Он выглядел практически нормальным: бледная кожа в лунном свете, светлые волосы, растрепанные ветром, прыщ на подбородке. Только теперь глаза Джастина вылезли из глазниц дюйма на четыре.
Глаза на ужасных бело-розовых стебельках повернулись в нашу сторону. Это так нас поразило, что мы замерли на месте и стали ждать, что кто-нибудь сделает первый шаг.
